Безумие – это данность, которую мы можем либо принять, либо нет.
По дорожке, под метелью,
Забредаю пешеходом
В край былинного безделья,
В край старинного разброда.
Небо силится не злиться,
Ветер колется и бьётся.
Снег проходит, жизнь искрится,
Не до боли не даётся.
Ну а я…
Пешеходом в метели иду.
Двухножный, невиданной силы мотора.
Зареву, выпущу пар.
Грушёвые облака сорву с ветки.
Детки.
Просят игрушек у мам.
Мамы прикидывают расходы.
Они -
Такие же, как я - пешеходы.
Срывают с веток облака,
Чтобы опустошить их за вечерним чаем,
Не замечая,
Какая же это простота.
Как и всё на Руси
О-пус-то-ша-ет-ся.
А ночью, оседлав своё кресло,
Скачу по просторам листа.
Игрушечного детства
Тлеет в душе береста.
Берестяной двор,
Печка упрямая, с треском
Силится наперекор
Желанию разгореться.
И, внезапно ласковый,
Как 925 проба,
Выплёвывается Я - затасканный
Из утренней утробы.
И утро кричит птицами,
Бессонницей, каркающей в ухо.
Чернокрылыми лицами
Машет весна 3-го размера -
Упругая!
Не замацанная!
На костылях бодро скачет.
Пропущу его – мало ли, как оно
В совести напортачит.
Батрачу.
Не сплю. Креплюсь дюшесом,
В который выжал облако,
Которое сорвал с ветки,
Пока у пешеходок детки
Просили игрушки.
А лица-то, лица, влюблённые,
И все, безусловно, в меня.
А я, на морозе – паслёновый,
Как есть – свинья с помесью воробья.
Нарезай ломтями, да макай в соль земли,
Чтоб не горчил, не огорчал, каялся.
И только братья мои – воробьи
Пернатым шухером перекликаются.
И у каждого они – свои – воробьи.
Свой паслёновый лоск, безумие.
От двери - до двери
Метёт третий месяц мысли весны,
Словно у старухи зимы
Старческое слабоумие.