Пять дней в тёмном царстве

Ирина Христюк
8 место двенадцатого Конкурса МФ ВСМ на свободную тему.
8 место в тематическом конкурсе "С надеждой и добрым словом"
(Международный Фонд Всм).      
Номинант 14-го Номерного Конкурса Клуба "Слава Фонда".
Номинанат КОНКУРСА «ЛАУРЕАТ 55» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА "ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ".


        ПЯТЬ ДНЕЙ В ТЁМНОМ ЦАРСТВЕ
       
                или
         
         ОТ  СТРАХА ДО СМИРЕНИЯ

          К вечеру субботы зуб разболелся так, что хочется выть. Ни таблетки, ни полоскания содой, солью, ромашкой, дубовой корой не помогают. А впереди – ночь и выходной. От нестерпимой боли раскалывается голова…

          Еле дождалась понедельника. Утром в сопровождении мужа отправляюсь к врачу. Сделали снимок. Оказалось, начал разрушаться зуб под коронкой. «Будем снимать коронку и удалять зуб», – объявляет врач, семь лет назад её установивший. Чем очень меня огорчает. Учитывая больное сердце, каждое посещение стоматолога даётся мне с великим трудом. Врач тоже это знает, и две медсестры с нашатырём уже стоят рядом. Стоматолог делает укол и с горем пополам вынимает половинку зуба.

        – Вторую половинку будем вырывать завтра или послезавтра, в зависимости от вашего состояния. Вы немножко отдохнёте, и всё пройдёт нормально. Я выпишу вам таблетки, попьёте сегодня-завтра. Кстати, вы как к антибиотикам относитесь?

       – Нормально. В прошлом году три раза лежала в больнице, принимала, осложнений не было.

       – Хорошо. Тогда я выпишу «бисептол» и «ципринол».

          Распрощавшись с врачом, спешим в аптеку за таблетками и домой. После еды, по совету стоматолога, пью таблетки. Через некоторое время чувствую, начинают слезиться глаза. Списываю на две бессонные ночи, надеясь на улучшение. После второго принятия таблеток опухает лицо, вокруг глаз, ощущаю боль и песок в глазах. Припухлость вокруг глаз увеличивается, глаза закрываются, и о, ужас! картинки размываются, надвигается пелена и плавающие тёмные пятна. Острота зрения снижается вплоть до почти полной слепоты. Через короткое время – всё: исчезли краски, свет, и наступила сплошная темнота и чернота.

           Становится жутко и страшно. Поджилки затряслись, мурашки по спине побежали. Пытаюсь открыть глаза. Не получается. Муж говорит, что вокруг глаз опухло в три слоя. А на дворе ночь. Что делать? Надо ждать. До утра.
Боль, тревога, страх, сознание собственного бессилия и тихая паника не покидают всю ночь. Мысль о том, что остаток жизни могу провести без книг и компьютера, что жизнь под угрозой полной слепоты, повергают меня в уныние.
Еле дождавшись рассвета, едем в поликлинику. Стоматолог оторопел. Вызывает для консультации специалиста.

        – Срочно ложиться в больницу. В кардиологию. Аллергия. Надо прокапаться. Возьмите направление у семейного врача.

Бежим к семейному. Очередь. Ничего не вижу. В глазах колет и песок.

        – Надо ложиться в терапию, но должен посмотреть окулист.

Идём к офтальмологу. Опять очередь. Боль нестерпимая.
Наконец, наша очередь. Осмотр. Приговор:

       – Срочно в Бельцы или в Кишинёв. В больницу.

       – Может, Вы дадите назначение, и можно на месте, в нашей районной больнице лежать?

       – Какое «здесь»?! – кричит врач. Дело доходит до полной слепоты. Поезжайте срочно! При отсутствии активного своевременного лечения возможно наступление полной слепоты.
Срочно! Вот направление. Подпишите у заведующей поликлиникой.

Опять очередь. Стоим. Глазам так больно, хоть на стенку лезь. Подписали. В машину и в Бельцы.

          Приезжаем. Уже третий час дня. Находим отделение, но врач работает здесь только до обеда, а положить в больницу без него невозможно. Муж пытается узнать, где её можно найти. Через полчаса удаётся выяснить, что после обеда она принимает в частном кабинете. Звонит. Просит принять. Получаем согласие. Через двадцать минут уже на месте. Как тяжёлого больного ожидающие, спасибо, пропускают вне очереди.
Долго прохожу обследование. Получаю уколы в оба глаза. Врач, как позже выяснилось, мастер своего дела, давно практикующая, имеющая опыт работы с подобным явлением, выносит вердикт:

       – Вирусное. Аналогичный случай был у меня в прошлом году. Видеть будете, но предстоит длительное стационарное и амбулаторное лечение. Но у нас, к сожалению, только четыре койки на весь север Молдовы, да и то в хирургическом отделении. Сейчас там лежат четыре пациента после операции.

      – Лилия Ивановна, может, Вы назначите курс лечения, а получать я смогу на месте, в Глодянах? Там есть место в терапии, а сюда сможем приезжать, когда Вы скажите, на консультацию? – тихо спрашиваю.

      – Хорошо. Так и сделаем. Это оптимальный вариант.

 Она долго выписывает нам рецепт, назначает капельницы, уколы внутривенно. И отдельно длинный перечень капель для глаз, долго и подробно объясняя мужу, что и как принимать.

      – И обязательно найдите возможность купить в соседней Румынии гель «Вирдан». Он производится во Франции. У нас не продаётся.
Без него никак нельзя.

      – Хорошо, – отвечает муж, постараемся как можно быстрее решить этот вопрос.

Пока проходили обследование, покупали капли, рабочий день теперь уже у Глодянских врачей закончился, и лечь в больницу смогу завтра утром.

          Возвращаемся домой. Целый день в темноте. Труднее всего давались бесчисленные ступеньки. Спасибо мужу за терпение и постоянный комментарий: «Сейчас будут ступеньки вверх. Осторожно. Ещё две, одна. Всё. Ровно… Внимательно! Спускаемся. Восемь ступенек... Предпоследняя. Последняя. Ровно. Поворот. Лифт. Заходим. Выходим». Так с пояснениями прошёл день…

          Теперь день и ночь для меня одним цветом. Потеря зрения вызывает чувство опустошённости, но живу надеждой.
На следующий день ложусь в больницу. Муж вместе со мной, так как кроме капельниц и внутривенных уколов, надо закапывать глаза: пять наименований капель и два геля, и у каждого свой график, практически двенадцать часов, с малыми перерывами.

          Заходим в палату. Знакомимся. Соседку зовут Татьяной. Голос приятный. Объясняю вкратце свою ситуацию. Прошу прощения за то, что целыми днями рядом будет находиться муж. Она относится с пониманием. Обстановка в палате мне знакома. Ещё до потери зрения я здесь лежала три раза. Всё знакомо, Я окидываю палату невидящим взором и перечисляю: две кровати, моя – у окна, на окне – бело- розовые  жалюзи, при входе, в левом углу – вешалка. Муж подтверждает: всё так. Всех – зав отделением, медсестёр и младший медицинский персонал – узнаю по голосам. Получаю капельницы и уколы.

          В свободное время изучаю маршрут, извините, в туалет.
Тренируюсь под присмотром мужа: от кровати наискосок пять шагов, по правую руку – стена, по левую – дверь. Открываю сама, выхожу в маленький коридорчик, два маленьких шага, поворот на девяносто градусов влево, четыре шага вперёд.  По правую руку – выключатель, хотя свет мне не нужен, но он означает «занято», по левую – ручка двери. Открываю. Помню: слева – умывальник, прямо – унитаз, возле него – корзина для мусора. Трогаю ногой – не нахожу. Она – справа, надо запомнить. И так несколько раз. Всё. Получается. Смогу без посторонней помощи.
Приносят обед. Муж хочет покормить.

        – Нет, я сама.

Не даёт покоя мысль: а вдруг это надолго. Надо учиться жить по-новому, не обременяя родных.

        – Хорошо. С тумбочки будет неудобно. Я застелю тебе полотенцем колени, поднесу повыше тарелку, держи ложку и пробуй сама.

Пробую. Очень стараюсь:

        – Не проливаю? Не капаю?

        – Всё нормально, не переживай, дорогая. Всё будет хорошо. Я тебя люблю.

После таких слов хочется жить. Жить, несмотря ни на что.

          Шаг за шагом осваиваю пространство, главное, чтобы всё оставалось на своих местах. Коленями чувствуя кровать, могу дойти до вешалки, где пакеты с одеждой. По размерам запомнила, где что лежит. Приходят навестить Катюша, ставшая за многие десятилетия уже родным человеком, матушка Вероника, звонит сноха Юля. Узнаю по голосам, разговариваю, держусь.
В сплошной  темноте и глубоких раздумьях проходит ещё один день. Внутри меня словно образовалась какая-то чёрная дыра, которая была намного хуже, чем просто потеря зрения. Она всё время напоминает о себе болью и страхом. Ох, нелегко существование незрячего…

          Ночью остаюсь без мужа. Запоминаю: на верхней спинке кровати – полотенца по размерам: для лица, рук, глаз; на нижней – пижама, на тумбочке – очки (закрываю глаза, чтобы опухолью не пугать людей), телефон (могу только отвечать), от угла тумбочки на пядь – кружка с водой. Сама переоделась, несколько раз выходила в туалет. Натолкнулась на подставку для капельниц, которую кто-то  оставил прямо у дверей, что-то упало, присела, нащупала, оказалось пустая пластмассовая бутылочка. Но самое главное, что краски, которых не видят мои слезящиеся слепые глаза, мелькнули во сне…

          Наступило утро, если его так можно назвать в этом царстве тьмы. Распознаю его по движению санитарок, начинающих уборку, как я помню  по предыдущим пребываниям, в шесть двадцать утра. Сама умылась, благо все принадлежности в гигиенической сумочке, переоделась, заправила постель на ощупь, запомнив, что лицевая сторона пледа более гладкая. И к Валериному приходу я в «полном порядке», готова к процедурам и обходу врача.

          А в голове рой мыслей: что готовит мне день сегодняшний? Поневоле задаюсь вопросом, что такое вообще жизнь? Есть ли смысл? Пытаюсь снова и снова искать ответы на сложные вопросы. Понимаю, что Жизнь, как сам грешный мир, вечна, незыблема. Она размеренно идёт своим чередом, наматывая круги от рассвета до заката, от дня к ночи, от зимы к лету, независимо от того, буду ли я видеть или нет. Это мне надо смириться, приспособиться к новому положению, научиться жить по-новому столько, сколько Господу угодно. Ведь всё по Его воле и на всё Его воля. Если суждено мне пройти это испытание, значит, Он даст мне силы и терпение. Из глаз моих незрячих покатились слёзы, обжигающие опухшие щёки. Жизнь сама учит нас смирению, хотя порой и очень болезненно. «От печали рождается смирение, а смирению даётся благодать», – вспомнила слова Д. Г. Семеника.*

          Стук в дверь прерывает мои размышления и возвращает в настоящее. Это мой любимый муж Валерий – лучик света в моём тёмном царстве. Обнимает. Целует. Признаётся в любви. Рассказывает, как дома, что нового в кабинете на стихире и прозе, какая погода на улице, про нашу кошку Фросю и пса Прошу, который каждый раз провожает его до самых дверей больницы (мы живём в трёхстах метрах от больницы), ждёт минут десять и, опустив голову, возвращается домой…
Начинаем процедуры закапывания глаз, потом завтрак, капельницы, уколы. И так до вечера…
Не терпится читать и писать. Пробовала писать, пока не получается, но в голове уже зреет план...

          Кто-то заходит, выходит. Голос незнакомый. Перепутали палаты. В коридоре шум, голоса, шарканья тапочками. Обход врача. Новая смена медсестёр. Идёт обычная светлая жизнь. И только у меня она – другая. Я – в тёмном царстве. Перефразируя известную поговорку: в кривом глазу всё криво, скажу, что в слепом глазу всё черно. Тут владычествуют два цвета – чёрный и тёмно-серый, но до чего красиво! Господи, как жаль, что ты не наделил меня даром живописать. Таких картин в жизни не существует. Какая жалость, что я не могу перенести их на бумагу, получились бы невероятные полотна модерн. И меняются они так быстро, словно в детском калейдоскопе. Помните? Достаточно покрутить миниатюрную пластиковую трубочку из стороны в сторону и заглянуть в стеклянный глазок на её конце, как на противоположной стенке, внутри трубки, выстроятся самые невероятные узоры.

          Так и в моём тёмном мире с фантастическими орнаментами, креативными панно и этюдами, в котором вновь и вновь хочется наслаждаться изумительной красотой и изяществом.
А какое изобилие лепнины в этом тёмном замке! Композиции фигурных и орнаментальных узоров. Жаль, что не тонированы…
Мой мозг старается всё впитать и запомнить, но вместе с тем он – сплошное поле переживаний, страхов, волнений и тревог. Понимаю, что если  позволю этим мыслям и дальше находиться в своей голове, то не только зрение, но и она превратится в тёмное царство, которое будет нацелено отобрать мой мир, мою радость, мою надежду, моё смирение…
Поэтому «возвращаюсь»: прошу рассказать мужа о том, что он видит через больничное окно. Стараюсь не терять связи с миром чистого и ослепительного света, с миром здоровья…

          Но как ни стараюсь думать о чём-нибудь радужном и благостном, неприятное ощущение тревоги никак не желает покидать меня. Впереди – выходные. «День придет и может радость принесёт», – мысленно рассуждаю. Но беспокойство и опасения не покидают меня, зато сон попрощался со мной надолго. Не зря говорят: в ветреный день нет покоя, в озабоченный день нет сна. Неопределённость своего положения вызывает озабоченность и изматывает душу. Оказывается, тревога так никуда и не уходила, наоборот, постепенно возрастает, всё больше вытесняя другие ощущения. В голову лезут какие-то обрывки мыслей, фраз, изречений. Неясность не отпускает и мешает отдохнуть.
А я-то надеялась… Сердце щемит. Где-то прочитала, кажется у Ш. Л. Лектер : «Печаль всё время глядит назад, тревога смотрит по сторонам, и только глаза веры всегда направлены вперёд». Вера – это великая сила для меня, православной христианки. Молюсь утром и вечером. Может быть, Бог простит мои слабости тревог. Понимаю, надо перестать копаться в своих сомнениях, в своих рассуждениях и не загромождать свою дорогу к Богу. Ведь Жизнь – это Божий дар. Надо вложить свою руку в руку Его, и Господь поведёт меня нужным путём. Может быть, порой и трудным, и жёстким, но правильным. Главное, что Он прикоснулся к моему сердцу...

          Вот так, в раздумьях и медицинских процедурах, с той лишь разницей, что по выходным нет обхода врача, прошли выходные. Дни короткие. К пяти часам вечера уже темнеет. И не включая свет, – он мне всё равно не нужен – закутавшись теплее в плед, я сажусь у окна, а Валера, крепко обнимая меня, рассказывает о картинке за окном:

       – Загорелись фонари перед окнами больницы. Медленно кружась в воздухе, падает снег, застилая всё вокруг. Хоровод неторопливых снежинок, словно задумавшись о чём-то важном, опускается на крыши домов напротив, деревья, машины, что стоят под окном, тротуар и ступеньки, ведущие в больницу. Они оседают даже на подоконник нашего окна. Серебристо-белые осадки заметают следы от машин и ровным бархатным ковром покрывают всё вокруг, от чего сумерки кажутся мягкими и светлыми.   

Я гляжу в пространство невидящими глазами и с интересом слушаю его рассказ. Услышанное не сравнить с увиденным. Но на душе легко, а тепло крепких и нежных рук вырывает меня из темноты и уносит в белое великолепие и цветные мечты.

Муж продолжает:

       – Не переживай. Всё будет хорошо. Я люблю тебя больше жизни. И что бы ни случилось, всегда буду рядом. Ты моё – всё.

И нежно целует.

       – Я тоже тебя очень люблю. Спасибо тебе за любовь и заботу, за терпение и понимание...

          Ночь тянется медленно. Кажется, что рассвет уже не наступит, вернее сказать, не услышу звука и стука убирающего персонала по утрам. По-иному болит в глазах. В какое-то время чувствую невыносимую головную боль. В мозгу как будто молния сверкнула. Открываю глаза. Обомлеваю: вижу свет, вернее неопределенную разделительную полосу между светом и темнотой. Врачи это состояние, когда человек различает свет и тьму, называют частичной способностью к зрению. Закрываю глаза и боюсь открыть: а вдруг свет вновь исчезнет? Медленно, в страхе, приоткрываю веки: вижу узкую полоску мягкого желтоватого света, бьющегося из узкой щели под дверью. Приподнимаюсь. Сажусь на постель. Не спеша поворачиваю голову в сторону окна, и после пятидневной темноты, замечаю льющийся в окно снаружи фонарный свет. Оглядываю палату: различаю контуры кровати напротив, тумбочки, вешалку. Господи, я различаю формы и какие-то цвета. Благодарю тебя за это! Не моргая, словно боясь, что вдруг картинка исчезнет, смотрю на всё вокруг и начинаю понимать, что  случилось чудо: я прозрела, пусть и не совсем чётко и ясно, но я вижу! От радости потекли слёзы…

          Впереди длительный курс лечения. Но теперь я точно знаю, какое это счастье: слепому – видеть, парализованному – ходить, глухому – слышать, немому – говорить…

           6 марта 2018 года.

----------------------
*Д. Г. Семеник, Душевный лекарь. О перенесении скорбей, 2011.