Юлия Снигирь

Бахтиер Ирмухамедов
Конечно, это не снегирь,
Не голубь мира, не колибри,
То, что явила нам Снигирь,
Распотрошив народу фибры.
Ошеломительный успех
Вполне заслужен «Салтычихой»,
Соединившей страсть и грех
В обворожительное лихо.
Какую глубь, какую ширь
Продемонстрировала мощно
Досель обычная Снигирь,
Играя роль не суматошно!
Душа уносится за край:
«Играй, играй в безумство, Юля,
Но в сумасбродство не впадай!-
Горька актерская пилюля».
Глаза бушуют и горят –
Актриса это иль волчиха?
Как вдруг эдем сменяет ад –
И вновь гуманна Салтычиха.
Но даже в час, когда любовь
Наполнит взор подспудной болью,
В нем слышен крик: «Не прекословь
Моей беснующейся воле!».
Я каждый жест ее ловлю,
И мне не верится, что Юля
Могла б убить хотя бы тлю
Иль навредить узорам тюля.
Однако новый эпизод –
И снова ярость и убийства,
И кровь невинных жертв течет
Вослед циничному витийству.
Как умещаются в Снигирь
Столь разнородные порывы,
Влекущие и в монастырь,
И в темь, плодящую обрывы?!
Как в этой деве сатана
Питает ангельские корни
И облекается весна
Ежеминутно в саван черный?!
В зла бездну падала Снигирь
И оставалась на вершине!
Сыграть такое и мизгирь
Не смог бы, тешась в паутине.
Блестяще прожитая роль!
Самоотдача – беспредельна.
Но не теряется контроль
За гранью, где мечта смертельна.
В «Кровавой барыне» Снигирь
Настоль земной противна тверди,
Что не решается упырь
Столкнуться с ней на ниве смерти.
Разят надрывные слова
От помешательства и страсти,
В которой «черная вдова»
Не обрела простого счастья.
В своей жестокости слаба,
Она ценна для свет нашедших
Лишь тем, что явственна судьба
В очах прекрасно-сумасшедших.