Зима выдалась морозной. День стоял солнечный, звенящий, чем удивляя, как это мороз умудряется удерживать землю в своей власти. Искрящийся снег и солнечные лучи, отражавшиеся в нём, слепили глаза. Морозный воздух сковывал лица, что создавало впечатление застывших масок, отличая от последних лишь шевелящимися губами. Раскрасневшиеся прохожие, замороженные продавцы овощных лотков, натужно улыбающиеся скованными холодом губами, ледяной воздух, отражавший, казалось, все звуковые гаммы улицы, несколько подняло моё настроение, и даже появилось ощущение собственной принадлежности к этому миру, и какой-то значимости в нём. Обратила внимание на двух нахохлившихся воробьёв, которые прижавшись друг к другу, устроились на краю скамейки, нервно подёргивая головками, громко чирикая, обсуждая, видимо, какие-то свои птичьи проблемы. Невольная ассоциация рассмешила: они мне показались похожими на двух старушек, стоявших на остановке и пропускавших все виды городского транспорта. Подставив свои спины в потёртых цигейковых шубах щедрым солнечным лучам, подняв огромные воротники, стоя вплотную друг к другу, вертели головами и без остановки шевелили губами. И здесь свои проблемы...
Возможно, их и не было, ни у первых, ни у вторых... Возможно, и те, и другие обсуждали самые банальные темы: погода, еда или замерзшие ноги от длительного стояния на месте... Возможно, мне просто так хотелось думать, а точнее быть уверенной, что ты не одинока в своих проблемах, что, конечно, создавало иллюзию облегчения: проблемы есть у всех... Даже у птиц и стариков. И, конечно, я себя мысленно покритиковала за столь ярый эгоизм, посмущалась от угрызений собственной совести, и погрузилась обратно в свои переживания, переключившись на автоматизм действий в своём, довольно однообразном, проживании этой жизни. Каждый день серых будней, состоявших из обязательных восьми часов не очень интересной работы, и некоторого времени, затрачиваемого на аспирантскую учёбу, достигли такого автоматизма, что зачастую не замечаю как проскочила не только очередная неделя, но и целый квартал, а то и большие временные критерии.
Не заметила как утрачены желания и стремления найти то важное звено, которое разорвало своим отсутствием целостность моего бытия. Я уже не помню, когда это произошло, и было ли так вообще когда-нибудь. Я продолжаю жить по инерции, без вкуса и новизны, отсюда скучно и равнодушно. На автоматизме...
Многое в жизни становится привычкой. Кроме вредных привычек, мы все привычно едим, пьем, спим, гуляем... Правда, у каждого своё расписание... Да и вся жизнь - это совокупность инстинктов, рефлексов, игры гормонов и, наконец, привычек... Как не крути... Именно по привычке я ухаживаю за своей внешностью, совершая с ней все манипуляции, в столь доведенном автоматизме, что нередко не могу потом вспомнить, когда же я успела покрыть ногти лаком, и нанесла ли я помаду на губы, или вышла на улицу, этого не сделав...
В этот мой автоматизм входит почти ежедневное блуждание после работы по городскому парку и сидение на когда-то облюбованной скамейке. Говорят, привычка - вторая натура. Даже мороз, несмотря на моё отрицательное к нему отношение (я плохо переношу холод, мёрзнет не только моё тело, но и моё настроение, что приводит к ещё большей жизненной пассивности), не смог и на этот раз изменить моего маршрута к знакомой скамейке. Сижу и ни о чём не думаю... Так тоже бывает, если уткнёшься взглядом в одну точку...
- Тебе грустно? - на меня смотрит пара огромных карих глаз. Всё остальное скрыто шапкой и шарфом. Вопрос застал врасплох, тем более, погрузившись в самоё себя, воспринимаю окружающую среду лишь зрительно, без внутренних ощущений, что мешает быстро переключиться на действительность. Туго соображая, я некоторое время молча смотрю на стоящего передо мной ребёнка. Как будто вернувшись в реальность, я выдавливаю из себя стандартный вопрос...
_ Почему ты так считаешь? - говорю неожиданному собеседнику, пытаясь понять мальчик это или девочка.
- Потому что у тебя такие же грустные глаза, как у Васьки...-
Я не успеваю уточнить, кто такой Васька, как следует пояснение...
- Это собака бездомная, её часто бьют дети...-
Сравнение моей персоны с собачьей, да ещё с бездомной дворнягой, меня смутило, и, не смотря на то, что я очень люблю собак, и сама всю жизнь сравниваю их с людьми, перспектива быть похожей, на конкретного пса меня не порадовала. Ну что ж, ты не исключение, подумалось действительно грустно. Правда, в отношении общности моих глаз и глаз какого-то пса Васьки, совсем не хотелось соглашаться и хотелось поспорить. Но понимая нелепость возможной дискуссии на эту тему, я перевела разговор на нарушителя моего уединения, пытаясь выявить его пол.
- И ты тоже, мальчик, бьешь её? -
- Я не бью, и я девочка. Ты что двойку получила? - глаза лукаво улыбнулись.
Мне подумалось, что зря вступила в разговор, но излишняя щепетильность не позволяла бестактно умолкнуть или просто встать и уйти, поэтому вопросом на вопрос я осталась в беседе. Интересно, почему она так решила...
- А почему ты думаешь, что я учусь? -
Она молча показала на мою сумку, из которой выглядывали аспирантские книги и тетради. Надо же, заметила... А почему не подумала, что они для чтения... Я поймала себя на усиленном поиске слов, способных понятно объяснить род моей учёбы, но не найдя таковых, махнула в уме рукой.
- Послушай, а тебе не тяжело свои глаза носить? -
Я не успевала за её мыслями, и почувствовала себя растерянной и тугосоображающей.
- Мария Ивановна говорит: намажут столько грязи на глаза и как не устают носить... -
- Она лёгкая. Вырастешь - узнаешь. - засмеявшись, нашлась я ответить.
- Кира, иди сюда! - позвал женский голос со стороны сосновой аллеи. Девочка обернулась и убежала. Ни тебе здрасьте, ни мне до свиданья, как говорят одесситы - со смешком пробубнила я себе под нос.
Я решила идти домой. Экзамены в аспирантуре требовали большого труда и времени, да и много сил для борьбы с собственной ленью.
Долго стою перед зеркалом, разглядывая своё отражение. А, может быть, действительно не надо так красить глаза, может, права Мария Ивановна!
Следующий день ничем не отличается от предыдущего. И, как всегда, я заканчиваю свой маршрут в парке на своей скамейке. И, как всегда, стараюсь думать об этих деревьях, которые меня окружают... Просто о деревьях... А, точнее, ни о чём...
- А я тебя жду! - её неожиданное появление заставило меня вздрогнуть. Она стоит передо мной, наклонив туловище вперед, заглядывая мне в лицо.
- Тебя не любят мужчины? -
- Почему ты так решила? - сказала и стало досадно на самою себя... Кого я спрашиваю...
- Потому что ты бы не приходила сюда одна. -
Я расстерялась окончательно. Не детский вопрос с абсолютно не детской логикой ответа. Я стала её внимательней рассматривать, пытаясь увидеть зачатки гениальности. Ребенку на вид лет пять. Почему этот детский мозг так верно определил мои проблемы? Неужели я действительно выгляжу так скверно, как собака Васька... Что-то нужно было на это сказать, но необычность ситуации и возраст моей собеседницы смущал и мешал правильно сформулировать ответ.
- Видишь ли, всё далеко не так, как ты думаешь... Дело вовсе не в мужчинах... Есть одинокие люди вроде меня, которые проживут часть жизни и не найдут стойкого, определённого... А я вот даже и себя потеряла... - я споткнулась на слове, почувствовав, что меня понесло и бессмыслица произносимого повергла в стыд... Совсем забыла с кем разговарию.
Она молча смотрит на меня, теребя варежку. Жду, что начнёт возражать: так не бывает, себя потерять нельзя... Ну, что-то в этом роде...
- Почему же ты не ищешь себя? -
- Ну, это уже слишком... - хотела возмутиться я вслух, а произнесла очередную глупость - Ищу! Каждый день! -
Девочка замолчала надолго. Уставилась на меня своими глазищами, брови сдвинула. А я вдруг поймала себя на том, что ёрзаю на скамейке, чувствуя себя неуверенно. Ну, совсем как на экзамене.
Девочка постояла так минут пять и ушла. Наверное, разочаровалась во мне. Я поёжилась, то ли от мороза, пронизывающего насквозь, то ли от собственной несостоятельности, которой могла оттолкнуть этого ребёнка, способного на столь взрослые умозаключения. Стало грустно. Я отправилась домой, сетуя на себя за неправильные вопросы и неправильные ответы, которые я ставила на протяжении своей жизни, вытягивая, как в лотереи, невыигрышный билет...
Целых две недели я не была верна своим привычкам, погрузившись с головой в аспирантскую деятельность. Я защитилась, и очередной этап в моей жизни закончился, и жизнь возвращается к привычному. Ноги сами принесли меня на знакомую скамейку. Дышу прозрачным морозным воздухом, глазею на деревья в шубах, на этот белый снег, искрящийся до рези в глазах...
- Где ты была? - она стояла за моей спиной, красными от мороза пальцами вцепившись в край скамейки.
Я вздохнула с облегчением. Только сейчас позволила себе признаться в том, что всё это время между занятиями и защитой я думала о девочке, боялась прийти сюда и просидеть в одиночестве, что не придётся отвечать ни на один из тех нелепейших, и в тоже время таких разумных вопросов, которые задавала Кира. Я смотрела на неё и не могла скрыть своей радости. Такого со мной давно не было.
- Понимаешь, я была очень занята, сдавала экзамены... - я не узнавала свой голос. Он был жалким и подлизывающимся. Я поняла, что струсила... Я боялась, что она мне не поверит...
- Бывает... - произнесла протяжно девочка. И дальше сказала так, как будто угадывала мои недельные опасения: - Только ты больше так не пропадай. А то придёшь один раз, а меня здесь не будет.
- Но ты же с мамой всё время здесь гуляешь?! Вы живете, наверное, рядом?
- А у меня нет мамы. И папы тоже. Я живу вон в том доме. Он называется детский дом - она показала на серое трёхэтажное здание, видневшееся из-зa парковой ограды, мимо которого я так часто прохожу, не обращая внимания. Я очередной раз растерялась. Мне стало её жалко. Как себя вести дальше я не знала. Взрослые в таких ситуациях начинают изыскивать какие-то особые формы общения с подобными детьми, и, как правило, либо их не находят, либо они ошибочны... Потому что мы их жалеем... А они не нуждаются в жалости... Я, как и многие взрослые, не имея опыта контакта с детьми-сиротами, не могла об этом знать. Моё выражение лица, видимо, было красноречиво и соответствовало моим сиюминутным мытарствам: девочка погладила меня по плечу и с жалостью в голосе произнесла:
- Знаешь, я решила тебе помочь. Давай будем искать тебя вместе. Здесь, в парке, ты же не нашла?! Значит, надо искать в другом месте. -
В который уже раз она меня поразила. Она не только не забыла наш разговор, но и уловила главную его мысль. И, хотя я себя чувствовала обманщицей, я с радостью подхватила эту идею.
- С удовольствием! Мне очень нужна твоя помощь! Но тебя, наверное, не отпустят со мной. -
- А ты попроси хорошо! Скажи, что я тебе очень-очень-очень нужна! Тогда и отпустят. - твёрдо сказала Кира.
Я не очень верила в эту авантюру, но обмануть её надежды, да и свои, не могла. Желание пообщаться с Кирой сподвигли меня на решительные шаги, что мне абсолютно не свойственно, а именно: вступить с административной структурой в некотором роде в борьбу за наши с Кирой права-желания.
У меня был долгий разговор с заведующей детским домом. Она прочитала мне целый курс лекций о внутреннем мире брошенных детей, чем ещё больше заставила меня уверовать в правильности желаний моих и Киры. Я заполнила целый ворох формуляров, оставила свой паспорт в залог, и мы отправились с Кирой искать меня.
Она с очень серьёзным видом проделывала это, вышагивая несколько впереди, крепко держа меня за руку. Мы бродили по городу, всматриваясь в витрины магазинов, останавливаясь перед тумбами с афишами... Кира периодически заглядывала в подворотни, арки... После каждой неудачи - пожимала плечиками, а на её лице всё больше проявлялось недоумение... Выглядело это мило и забавно. Кира отвергала моё всякое предложение посидеть в кафе, сходить в кино, строго напоминая о цели наших походов. Я послушно подчинялась, получая огромное удовольствие от общения с ней. С детской непосредственностью она рассуждала о взрослых вещах, внося всё новые и новые краски в моё мироощущение, вытесняя моё одиночество и заполняя этот мир собой. Так продолжалось несколько недель: я забирала Киру и мы бродили по улицам в поисках меня. Наконец, она оттаяла, периодически позволяя нам отклоняться от главной цели. Как то мы зашли в "Детский мир", и я, обуреваемая смешанными чувствами (между жалостью и ещё чем-то), предложила Кире выбрать платье для покупки. Я никогда не забуду её взгляда. В нём были укор, досада... Я извинилась. Но до сих пор не знаю, почему она отказалась тогда. И до сих пор чувствую, что я была в чём-то неправа...
Больше у нас подобных сцен не было.
Она продолжала меня удивлять своими вопросами и ответами, она заполняла собой моё время, мои мысли... Мне некогда было сетовать на свою неудавшуюся судьбу, некогда было жалеть себя. С некоторых пор даже мне стало казаться, что жизнь не так уж бесцельна, что у меня действительно ещё всё впереди, тем более, что Кира на днях заявила, что я довольно неплохо выгляжу, совсем не старо, чем очередной раз меня встряхнула.
За несколько недель наших блужданий мы успели обойти почти всю центральную часть города, отвлекаясь, когда Кира соглашалась, от цели посещением Кукольного театра, местного маленького зоопарка, кинотеатра, кафешек... Я уже подумала, что Кира забыла о своей добровольной миссии, как она вдруг заключила:
- Знаешь, ты, наверное, себя не в этом городе потеряла. -
- Точно, не здесь... - обрадованно согласилась я, сама ещё не понимая, что за этим последует.
- Значит, надо искать в другом - задумчиво, но уверенно произнесла Кира.
Её уверенность и решительность передались мне, и я, с несвойственной мне энергией, бросилась в бой с государственной бюрократической структурой.
Она сама решила то, что так терзало меня все время нашей близости. Ей не пришлось изыскивать возможные варианты разрешения данного вопроса, которые в огромном количестве рождались и отвергались в моей душе со всеми страхами, опасениями и предубеждениями.
Она решила всё так просто и естественно, что мне не нужно было уже искать меня, потому что она, не осозновая того, и была тем звеном, которого мне так не доставало в моей цепочке-жизни. Я не могла ей этого объяснить, надеясь, что Кира когда-нибудь всё поймёт сама.
Пусть она ищет меня со мной всю мою жизнь... И она согласилась...
1984 год - Владик.