После бала

Онега
Читаем Льва Толстого. Там - сюрприз.
То, что читали раньше, с новым смыслом.
Татарин там. На ружьях он провис,
И сто шпицрутенов над ним нависло.

Татарин? Нет, тартарин. Человек
С захваченных земель. С Наполеоном
Пришел в Москву царь новый и завис
На веки вечные и со своим законом.

Толстой нам пишет, что в сороковых
Еще не пили водку так, как нынче,
Когда хотят, чтоб голос чести стих.
Захваченных судили. Как суд Линча.

Сбежал. Поймали. Наказали. Смерть.
За что? За то, что бить своих не хочет.
И держит ведь врага земная твердь!
А дудка свищет, барабан рокочет.

Парнишка юный может ли понять,
За что, кого, зачем, что здесь не верно?
Для светской жизни трудно ль воспитать
Незнаек? Но есть чувство, что все скверно.

Преклонных лет достигнув, он не знал
Историю страны. Удачно скрыли.
А впрочем, нет. Толстой не все сказал.
Мы про цензуру, кажется, забыли.

Хитер Толстой, и, чтобы рассказать,
Как складывалась жизнь у побежденных,
Пришлось хитро про годы объяснять
И речь вести всё больше о влюблённых.

Потом - спина тартарина. Мелькнув,
О судьбах тысяч кровью рассказала.
Мы, прочитав и тотчас же уснув,
Узнали много, поняли же - мало.