Тихие омуты,улицы-старые борозды,
льются ручьями,потоками
с этого города,
талые воды уносят в весенние корни
лёд замолкающих душ,зимовавших
в покое,
взорами в окнах на белую-белую скатерть,
будто накрыли на стол одноногую
паперть
с голосом Иова,с руки огрубевшей
ладони,
и голосом эти стреножены дикие
кони,
сильные спины чьи держат
прозрачное небо,
им обессилить бы,чтобы копыта
согрелись,
чтобы тепло белых грив перешило
сутулость
города-призрака,вены чьи холодом
вздулись.
Кони мои белокрылые,что ж вы
молчали,
когда вороньё ворожило на
гнёздах печалью,
когда вдруг табак,превращаясь
в зелёную завесь,
разлил эту горечь в стаканы
остывшего чая,
сжигая гортань,пока стрелки
смотрели на восемь,
и падала с неба на голову
белая простынь
невесте на красном углу,что
березой качалась,
и сердце сжималось,с тоскою
вороньей венчаясь.