Вспоминая важнейшие события моей жизни, на фоне жизни страны и мира, начиная с 40-х годов, с Великой войны, я утверждаю, что не «Порвалась дней связующая нить» и мне удастся «обрывки их соединить!» (Гамлет Шекспир Пастернак). Я на 100% убеждён, что день нынешний проистекает из дня минувшего.
Мы жили в городе Бабушкин ставший впоследствии частью Москвы.
Когда гитлеровские орды приближались к Москве, мы, как и другие, уехали в дальние края, в эвакуацию. Мы, это бабушка, мама, моя годовалая сестричка и я, 4-х лет.
Я не знаю кто и как определял места эвакуации, но мы оказались на Алтае, в посёлке Карасук. Не самый худший вариант того времени, так мне кажется.
Я не могу однозначно утверждать, что я помню с того времени, 4-5 летним ребенком, что позже вспоминал с мамой и бабушкой.
Посёлок до войны, до нашего нашествия, был благополучный, сытый. Говорили: на рынке не пользовались весами, покупали барана, или половину, или четверть. С начала войны, с приездом нас, беженцев, числом более чем местных, весы были не нужны, поскольку не было мяса. Шутка с долей шутки.
Жили тесно, в одной комнате, впроголодь. Реальные мамину зарплату, нормы и прочее не помню.
Мама работала по специальности, школьный учитель истории, детей в посёлке стало много. К ней относились уважительно, видимо заслужила.
Однажды маме был высказан такой комплимент простой, честной, русской местной крестьянкой:
“Это ж надо, вы евреи и хорошие люди!”
Каким образом, от кого, почему у неё сложилось представление, что евреи это плохо, евреи не такие как все, они хуже?!
А дорогу домой я помню. Плотно забитый людьми, чемоданами, мешками вагон, скудная, случайная еда. Длилось это много дней. Незадолго до прибытия контролеры объявили, что нам, как и многим другим, необходимо выйти на подъезде к Москве на 101-м километре. В вагоне началась реальная паника: люди, дети, вещи, что ждет дальше, нас встречают в Москве...Общее решение не выходить, едем в Москву, будь что будет.
Всё кончилось благополучно, доехали, приехали домой. Нас встречал папа, выписанный (или сбежавший по этому случаю) из госпиталя.
“Связь времен”, день минувший и день нынешний. Прошло 70 лет.
В 2014 году я получил информацию о том, что правительство Германии готово выплатить компенсацию страданий тем, кто был вынужден эвакуироваться, бежать от приближающихся полчищ нацистов. Жители Москвы, то есть мы, я и моя сестра, входили в число претендентов. Речь идет о единовременной выплате 2556,46 евро (5000 Deutsche Mark).
На мой запрос в Государственный Архив Алтайского Края я получил вежливый, официальный, своевременный ответ. Было два села Карасук, но документов подтверждающих наше пребывание там нет.
Более удивительно, я не смог получить соответствующие документы из Москвы, где я жил десятилетия до и после войны, пока наш деревянный дом не снесли.
Я послал анкету в фонд Hardship Fund Claims Conference и они, к моему удивлению, не “послали меня далеко далеко”. Мне позвонили и предложили пройти интервью по телефону.
В течение этого интервью произошло со мной нечто меня самого поразившее. Я рассказывал то что знал, что написал выше. И вдруг, неожиданно, я или кто-то внутри меня, абсолютно вне сознания, изменившимся голосом произнес: “Холодно было”. Это сказал голос внутри меня, за меня, без меня сегодняшнего. Удивлены были и я и интервьюеры.
Деньги были выплачены и мне и сестре.
Вопросы морали.
Эти деньги точно не были мне остро необходимы. При малейших моральных сомнениях я бы от них легко отказался. Конечно, они никак не компенсируют страдания.
Я воспринимаю это как жест, как желание немцев сказать мне: “Прости пожалуйста. Никогда такое не повторится с нашей стороны.” Заплатить мне, значит просить прощения, признать вину. Нужно это, очень нужно не мне, это нужно самим немцам. Гитлеровский режим, нацизм, со всеми своими извращениями, годами активно проповедовался, вдалбливался со всех сторон, со всех углов. И эта пропаганда зла реально вошла в сознание народа, породила “дракончиков” (Шварца), не могла не породить. Нацизм в Германии существовал 12 лет, а на его излечение и 70 лет немного.
Еще один морально-этический вопрос. Эта компенсация касалась только евреев. Но в эвакуации все были равны, страдания одинаковы. Объяснение простое и доходчивое. В случае оккупации гитлеровцами всем было бы плохо, всем грозили унижения всякого рода. Но только евреям была уготована неизбежная смерть.
Продолжение следует.