Я с малых лет мечтал о синем небе
и убегал из дома в ранний час
к излучине реки, где под моторов щебет
летел косяк новехеньких люфтганс.
Я представлял кудесника седого
вдохнувшего в безжизненный металл
свободы дух.
В начале было слово:
все от винта и на себя штурвал!
Я так хотел туда, где неба купол
откуда, как на блюдце, Данциг в кадре
И я взлетел восторженный и глупый,
в составе штурмовой, второй, эскадры.
Как билось сердце! Мой железный Юнкерс
дрожал от счастья. С птичьей высоты
я видел Польшу, и шептал: “Любуйся,
ведь это то, о чем так грезил ты!
Рядами крестоносцы-самолеты,
Скользящие крестами между звезд,
Любуйся, мальчик, что ты, что ты, что ты,
Твой штурмовик штурмует не всерьез.
Ведь бомбы на подобье неба манны
Что сыплется и принесет покой
Той девочке, которой ты обманут,
Той девочке, обманутой тобой.”
Все от винта, я стал проворней, злее,
железный крест в воротничке моем,
я ни себя, ни черта не жалею
и не мечтаю больше ни о чем.
Мне все равно, что там под фюзеляжем,
какой-то Брест, Москва или Кавказ,
мне все равно в какую землю ляжем,
и чья земля в объятья примет нас.
И вот подбит, и пропадает фокус…
…Излучина реки, куда я так бежал
мальчишкой по утрам, где в небе аэробус
Штурвал…штурвал…штурвал …
Всё время на себя...