Урсула не кичится самобытностью.
Она сама себе «икона и свеча».
Уверена, что чайкой в прошлой бытности
Она была. Отчаянно крича,
Летала над волной морской, солёною.
И ветер странствий обдувал ей грудь.
С тех самых пор в простора синь влюблённая,
Она всегда рисует что-нибудь.
Кораблики, шторма и брызги пенные.
Картина не выходит без воды.
Вот и сейчас, коленопреклоненная,
Творит иллюзию на «палубе мечты».
Ведёрко с краской, кисть, ботинки - в сторону.
Акриловым «индиго» - вширь и гладь.
Пространство «водное» ни с кем не делит поровну.
Но как хотелось бы и грезилось, опять.
Как сокровенный образ, светоч истины,
Её транскрипция паренья в вышине…
Но только, где же он, избранник, тот, единственный,
Рука чтоб об руку и «на одной волне»?!
Расплёскиваясь вымыслом по древу,
Кленовых досочек, вовсю чудит акрил.
Ей, толи чудится: Дава-а-а-а-а-й беги по не-е-е-е-бу!..
А толи , попросту, с устатку, сон сморил.
Шагов скольжение. И сверху птичий гомон.
Плеча девичьего касается рука.
И, подхватив Урсулу невесомо,
Возносит над водой, под облака.
-Эй, детка, не слабо нырнуть в пучину,
Колечко Амбера достать с морского дна?!..
-Поставь меня на землю, дурачина! –
И парню* улыбается она…
*К соседке фрекен Блюм приехал Калле,
Сын приезжает к ней под выходной.
Но с Калле всё получится едва ли,
Ведь он ориентации иной.
фото Эриха Йоханссона