***
Кому любовь свою ни говори,
Она опять истает до зари,
И снег смотает голубую пряжу,
И стаи птиц разрежут небеса,
Послышатся слепые голоса
Из прошлого, с которым я не слажу.
До крови ранит, но не рвётся нить,
И я не прекращаю вас любить,
Ушедших ни на миг не отставляю.
И снится мне окраина небес
И светлый сад, и тёмно-синий лес,
И дом, в котором ждут и умирают –
И снова ждут. И жизнь течёт сама,
И нету в ней ни горя, ни ума,
Легка-легка, как будто птичья стая.
А я во сне летаю тяжело
И разбиваю тёмное стекло
Меж адом жизни и небесным раем.
Там живы все. И мама, и друзья,
И бабушка, и те, кого нельзя
Увидеть, но забыть их невозможно.
Сиянье душ и отблески планет,
Их навсегда неутолимый свет –
И снег, летящий в мир неосторожно.
Я там жила, в завьюженной степи,
В ночном дому, где темнота слепит
И где лучина освещает песню.
А выплачется песенка когда,
Тогда метель и горе – не беда,
В прошедшем сгину, в будущем воскресну.
Воздух дороги
1
Опять листвы просвеченная медь,
Сквозняк берёзы бело-синеватой.
И снова можно плакать и неметь
Пред красотой такой же, как когда-то
Давно, за много лет до наших дней –
Чем раньше, тем прозрачней и ясней.
Здесь жили деды. Мельница кружилась.
Казалось, что сам воздух был крылат.
А если что, как песня, не сложилось –
В муку перемололось наугад.
А если что, как листья, облетело –
Так это моей бабке на венок.
Чернеют птицы в небе чистом, белом.
И мы живём. И Бог не одинок.
2
В ночной дали прольётся поезд
Наплывами из перестуков.
Пульсирует дороги повесть
Мерцаньем звёзд и тихих звуков.
Перекрывая расстоянья
Своей мелодией пустынной,
Состав летит легко и рьяно,
Но вот на станции застынет.
И в это самое мгновенье
Я вдруг пойму, что здесь когда-то
Остались предков поколенья
В земле, ни в чём не виноватой.
Зачем я мимо проезжаю
Деревни той, в которой жили
Они так тихо, не мешая
Друг другу и небесной были?
Остановиться бы, остаться
В бараке ветхом и дощатом,
И тёмным звёздам улыбаться,
И облакам, грозой измятым.
И дожидаться до рассвета
С дежурства мужа или сына,
И песенку, что не допета,
Тянуть чуть слышно и наивно.
3
Чьи это гены во мне говорят,
Властно зовут по России скитаться,
В дикую степь, в гулевой листопад,
Хоть мне давно уже не восемнадцать?
То ли в кибитке, а то ли пешком,
С поездом шумным, с надеждой тревожной –
Всё же покину постылый мне дом,
Так, что вернуться назад невозможно.
Да и к чему? Ведь земля широка,
Каждая ночь может стать роковою,
И разливается в небе река
Птиц, улетающих над тишиною.
Мы-то не птицы, да песня долга,
Стелется степью да вяжется шалью.
Звуки раскатятся, как жемчуга,
Вырастут звёзды на месте печали.
В чёрную полночь за рыжим костром
Тень танцевальная движется следом,
И осыпается ржавым холстом
Воздух дороги, ведом и неведом.
***
Косматые ветры играют огнями окраин,
Но ветры и сами – игра им неведомых сил.
И ночь распрямляется, всей чернотой догорая,
И падает в небо размахом обугленных крыл.
Светлеют листва и домов невысокие стены,
И чуть приглушённей свет уличного фонаря.
Как жили мы долго и как расставались мгновенно –
Об этом окраина помнит и знает заря.
И пение птиц, и сияние облачной пены,
И воздуха тонкого сумрачно-грустная медь –
Всё это о нас говорит, и всё это нетленно,
Круженье, движение жизни сильнее, чем смерть.
***
Но смерти нет – есть прерванный полёт,
Весеннее обыденное небо.
Пока душа безумная поёт,
Не надо зрелищ и не надо хлеба.
Ещё грачи над городом кружат,
Ещё в глазах черно от их мельканий,
Но вот уже бессмертьем воздух сжат,
И музыкой объяты даже камни,
Дома, деревья голые, асфальт,
Большие голуби и куртки нараспашку,
И неба синего звучит высокий альт,
И облака с дождём вздыхают тяжко.
И мы с тобой по улице идём,
Перегоняя неизбежный ливень,
И сами мы становимся дождём,
Не ведая, когда и где погибнем.
***
Другая плотность зрения, мой друг.
Пора душе лучиться и дробиться,
Преодолев свой тягостный испуг,
Себя увидеть облаком и птицей.
Её глаза в себя отворены,
И стёрлась зыбкая перегородка
Между простором, заключённым в сны,
Калиткой кроткой, памятью короткой.
И дотемна по саду ей порхать.
Гнездо не свито, песня не допета.
И разве могут души отдыхать,
Когда наступит радостное лето?..
***
Того, что было, не вернуть.
Дорога верная поката.
Преодолев нелёгкий путь,
Душа касается заката.
И всё, что с ней произошло,
Умыто смехом и слезами,
И чьё-то белое крыло
Качается перед глазами.
Веди меня, мой дивный друг,
Мой странный спутник безымянный,
Сквозь боль, и нежность, и испуг
В иные дни, иные страны.
Там снег белее, чем всегда,
И невозможное возможно,
И осторожная звезда
Дрожит над городом тревожным.
***
Людей серьёзнее и тише,
Они гармонии полны,
Как снег, спадающий на крышу
На самом краешке зимы.
Над пропастью опасной – крылья
Раскрыв, восходят нараспев,
Почти как будто без усилья
Скрывая слёзы или смех,
И звуки голоса скрывая:
Все разговоры – суета.
О чём сказать, когда, не тая,
Дрожит рождённая звезда,
И душу подхватить пора бы,
Нести на землю в колыбель –
Туда, где песни странно слабы
И тьмы прозрачная метель.
***
Всё проходило, проходило
Так долго, долго... И прошло.
Одна душа во тьме бродила
И натыкалась на стекло
Разбитых звёзд, на отраженье
Себя, покинутой давно,
И молча слушала скольженье
Дождя в открытое окно.
Душа моя, жалеть не стоит.
Сбылось всё то, что надо нам.
Смотри, как шелестят листвою
Людей ушедших имена.
То бабочка, а то растенье
Невиданное, всё в цветах,
То золотое птичье пенье –
И снова весь в пыльце рукав.
В косынке девочка с ведёрком
Так пристально посмотрит в нас,
Что не покажется нам горьким
Рожденья час, бессмертья час.
Ты станешь лесом или полем –
И синей гладью водяной,
Безудержной и вольной волей,
Когда расстанешься со мной.
***
Душа легка, почти что невесома,
Любовью опалённою несома
Над полем, над его родной травой.
Октябрь настал, теплу уже нет места.
Не холод, но слепая неизвестность
Томит меня, не примирив с собой.
Душа легка. В ней музыка звучала,
Но перестала вдруг – оборвалась.
Слетает лист, надломленный и алый.
Жизнь кончилась – и снова началась...
***
Жизнь облетает, тает и кружит.
Листвы несметно.
И ты кружи, но не живи по лжи,
Хоть ложь бессмертна.
Как нелегки те долгие круги
В крылатом небе!..
Не береги себя, не береги,
Смыкая веки.
Ещё душа касается души,
И счастья – слёзы,
Ещё не знают сумеречной лжи
Трава и звёзды.
***
И свет, и надежда, и времени бег,
И выпадет этот мятущийся снег.
Он нежен и горек, он болен собой,
И кровь его белая, словно прибой.
И что нам окружность его фонарей –
Кружись, как желаешь, но время согрей.
То время, когда мы из дома ушли.
Из дома, из школы, от властной земли.
То время, когда повзрослели едва,
Но выросли ярко – как свет, как трава.
***
У больных часов – тахикардия,
Ночью в кухне сумрачно стучат.
Я живу как будто бы впервые,
Вижу этот странный циферблат,
Эту кухню окнами на звёзды,
По которым пробежала дрожь.
Я живу как будто несерьёзно,
Бьётся пульс, как за окошком дождь.
Но однажды спохвачусь: возврата
Нет, и не предвидится уже.
Кружево минуты угловатой
Паутиной близится к душе.
Вырваться. Я верю: здесь не точка,
В этих строчках стрелок заводных.
Листопад ко мне слетает почтой –
Письмами, словами дней иных.
***
Всесильный бог будильника кричал,
Что утро наступило так некстати,
И солнца сиротливая свеча
Сгорит, когда огня ему не хватит.
И этот стон его врывался в сон
Квартиры и распахнутого неба,
Стекал дождём по зеркалу окон,
Звенел, пока не превратился в небыль.
Всё оказалось на своих местах:
В кроватях люди и листва на ветках,
Лишь тоненькой струёй сочился страх –
Страх опоздать, страх очутиться в клетке
Своих страстей, печалей и обид.
Когда все нити сна уже прервутся,
Всесильный бог будильника кричит
О том, что можем мы к себе вернуться.
***
Всё это было когда-то
В дальней и плавной дали:
Звёздами пахла мята,
Стыли ромашки в пыли.
И деревянная дача
Вечной казалась мне.
Жизнь, много жизней знача,
Тайной была вполне.
В ней ковыли мерцали,
Пела гвоздики кровь,
И над землёй печали
Месяц нахмурил бровь.
И восходили лица,
Полные тишины:
Кроткие, словно птицы,
Нежные, словно сны.
Бабушка песни пела
Так, что земля цвела.
Звёздами небо кипело,
И мама ещё жила.
А всё остальное – пропасть,
Там, у резных ворот:
Тёмной дороги прорезь,
Сомкнутый небосвод.
***
Снится мне дед, и бабка опять
Разбирает его рюкзак,
А дед говорит: не совсем всё так,
Разложено всё не так.
А что в рюкзаке? – а в том рюкзаке –
Травы, земля, вода,
И рябь такая по самой реке,
Её не забыть никогда.
И лес такой вверх ногами плывёт,
Чёрный и тусклый, большой,
Что дождь заштриховывает небосвод
И плачут душа с душой.
Как уместить всё и всё разобрать –
То, что взяли с собой?
Господи, дай мне ещё постоять
Над этой синей рекой.
Дай мне послушать речи родных,
Которых я никогда
Не видела, да и не слышала их...
Травы, земля, вода, –
Всё, что вы забрали с собой,
Когда вросли в небосвод.
Лишнего нет, только счастье и боль,
Горький и сладкий плод.
***
Жить бы как воздух, не чувствуя времени-места.
Но в Филадельфии дождь, мне доподлинно это известно.
Медленный дождь, и совсем не похож он на русский.
Негры на пляже, как будто на вазе этруски.
Свет электрический. Тысяча окон кричащих.
Это обычай дождя – не смотреть на молчащих,
Тех, кто ушёл из подробного мира живого.
Ты умерла. Ты теперь только память и слово.
Но из дождя ты домой навсегда возвратилась.
Снилась весне и шиповнику летнему снилась.
Городу снилась, горам и реке синей-синей
Здесь, на окраине времени, снилась в России.
Жизнь не окончилась. Воздух наполнен тобою.
Время и место — не временное, а родное.
Жители неба, мы все на земле – только гости,
Зёрна дождя, что упали у Бога из горсти.
***
По улицам, где горушки и горы
И низко оседают облака,
Где вороны бросают «неверморы»
На головы прохожих свысока,
Где бегают бродячие собаки,
Чуть боком и с оглядкою труся,
Где в чёрном небе – знаки-зодиаки,
Шла жизнь моя, загадочная вся.
Сама не знает, что она, откуда,
Из темноты, из пепла, из листвы,
Какого ради эдакого чуда
Закралась в тело – бренное, увы.
И если честно, ей, конечно, тесно,
Хоть любопытно в улицах кружить,
Осваивать земную эту местность,
Где человеком ей придётся жить.
Носить свою одежду и улыбку,
Произносить, как надобно, слова.
Но каждый шаг, старательный и зыбкий,
Над бездною, которая права,
Которая в тебя глядит бессонно
И вечно не смыкает тёмных век.
...По улице прошёл сквозь дождь и солнце
Весёлый обречённый человек.
***
Костры – Дон Кихоты осени,
Медлительны и остры,
Себя в синий воздух бросили
До сумеречной поры.
Качаются – не кончаются
Их пламенные бои,
Как будто звезда-печальница
Роняет искры свои.
И на костров неистовство
Смотрит речная мгла,
Пристально смотрят пристани
И тихих вод зеркала.
Вода утекает медленно,
Огонь погасает враз.
Ночные костры последние
Не помнят меня сейчас.
Их время уже закончилось,
Их пепел совсем седой.
...Я стану костром пророческим
И никогда – водой.
Лето
В нём всё какое-то другое:
Земля и небо, тень и свет,
И золотое, голубое
Ложится на любой предмет.
И я сама теперь иная,
В июльском свете бытия,
От зноя смуглая, земная,
Как полевой цветок, ничья.
Кто рисовал цветное лето
Так щедро солнцем и дождём,
Не знаю я, и важно ль это?
Вот облако взмахнёт крылом,
И поплывём – рекой закатной,
Где паруса, и острова,
И волн тугие перекаты,
И речек малых рукава.
Какое счастье – быть беспечной,
И путешествовать, и плыть,
И душу тихую, как свечку
Нести, и небо озарить.
***
Ты двигаешься куда-то,
Но если бы знать – куда.
А жизнь остаётся богата
На зимние холода,
На тихие хризантемы,
На хрупкость родственных уз.
Но так же прозрачны тени
И снег поднебесный густ.
Короткой дорогой скован:
Работа, дом и т.д,
Ты словно бы нарисован
Ливнями на воде.
Но это твоё скольженье,
Касанье прозрачных стрел,
Должно быть, и есть движенье,
Которым ты жил и пел.
Город
Это тихий сон,
Это белый снег.
Город занесён
Словно бы навек.
В жарких шубах крыш,
В чашах тополей,
Ты опять молчишь
Тайною своей,
Горечью разлук,
Небом на горе,
Где трамвайный круг –
В свете фонарей.
Только помаши
Издали рукой.
Если снег дрожит,
Душу успокой.
И когда – вокзал,
И когда – отъезд,
Посмотри в глаза
Голубых небес.
***
Зима. Фонарей хризантемы
Цветут на вечерних столбах,
Как пламя любви и измены –
И как угасания страх.
Зимой невозможно вернуться
К себе, и ещё потому,
Что снег осторожный и куцый
Врастает в вечернюю тьму.
Становится небом дорога,
Синея сквозь чёрную ночь,
И воздух, такой недотрога,
Готов тишину превозмочь,
Чтоб, взорванный гулом вокзальным,
Шумел нам открытый перрон –
Цветами, снегами, слезами
Со всех необъятных сторон.
***
Повсюду – одуванчиковый пух,
Дождём прибита пыль и небом пахнет,
И вновь душа избавлена от пут
Былого равнодушия и страха,
И жизнь ясна, упорна и проста.
Светлее яркий свет, темнее тени.
Волнуют, пробегая, поезда,
На косогорах – красные сирени.
...Уехать, чтобы волей подышать,
И выйти там, где сумерки и сосны,
Где даже миг продлится, не спеша,
И где на все ответы есть вопросы.
***
Под елями травы белеют,
Заносит дорогу пурга,
Торжественным холодом веет,
Ложатся сплошные снега.
Зима наступает внезапно
И с неба на землю летит –
На рельсы, еловые лапы,
На поезд, который в пути,
На общий вагон освещённый
И мой путешественный быт,
На голос и пульс учащённый –
Она неизбежно летит.
Как будто бы ангел небесный
А рядом с ним с ним ангел земной
Крылами касаются тесно
И песню поют надо мной –
О белых дорогах и травах,
О диких лесных деревах,
О дружбах, надеждах, утратах,
О чистых и ясных словах.
О том, что сугробная мякоть
Ложится на каждом углу…
И можно поверить и плакать,
Щекою прижавшись к стеклу.
***
Путешествуй, душа, налегке,
Утварь дома оставь и пожитки,
Оживай – то в листве, то в строке,
В свежем ливне – промокни до нитки.
Пусть твердят, что так жили до нас,
Неумело, нелепо, нескладно –
Ничего не держи про запас,
Уходи, уезжай безоглядно.
Кто нам нужен – тот с нами всегда.
Кто оставлен – тот этого стоит.
Золотая слепая звезда
Небо зоркое взору откроет.
Но легко ли идти по лучу?
В поезд поздний в потёмках садиться?
Подожди, я тебе посвечу,
Тайной жизни твоей проводница.
Всё как прежде: цветы пустыря,
Млечный Путь и тропинка скупая,
Дом, в котором все окна горят,
Ночь горячечная, золотая –
Не достаточно ли для пути
Твоего, чтоб счастливой остаться…
Путешествуй, душа, и свети
Всем привыкшим по свету скитаться.
***
В седой степи туманный огонёк
Цветёт, цветёт, ещё не облетает.
Как близок он, как всё-таки далёк –
Никто его не помнит и не знает.
Не человек ли это заплутал,
Костром от темноты отгородился,
Когда ему открылась высота
Ночной звезды и тихий свет явился?
В седой степи, как будто на краю
Земли и нерастраченного неба,
Он снова вспоминает жизнь свою,
Отогревает призрачную небыль.
Всё, всё что было, что произошло,
Что превратилось в память золотую,
Теперь костром огромным расцвело
И кажется, рассыпалось впустую.
Но каждой искрой, каждым огоньком
Припав к земле осенней терпеливой,
Жизнь новая становится цветком
И светит неразумно и счастливо.
***
Птичий день зашумел за окошком.
Замелькала рябая вода.
Не останется день этот в прошлом.
Он достанется нам навсегда.
Он продлится на долгие годы,
Разольётся туманом в крови.
Шумом крыльев и небом холодным
Отзовётся и в нашей любви.
Этой рифмой правдиво-банальной,
Рваным шёпотом ясной листвы,
Этим клёном – осенним, опальным,
Разговором людей и травы.
Это мы с тобой – тайна и тайна,
Дальний поезд, поля, ковыли.
Жизнь с печалью её не случайна,
Если в нас бьётся сердце земли.
***
Это и есть Россия –
Белый крылатый снег
И города родные
В оцепенелом сне.
Что бы со мной ни случилось:
Радость, любовь, беда –
Нежного снега милость
Выпала навсегда.
Выпала в город старый
На золотой горе
И никогда не тает
В медленном январе.
Нет ни домов, ни улиц –
Белая мгла строга.
Здесь фонари, нахмурясь,
Светят на два шага.
Тонкая колокольня
Тоньше ночных снегов.
Окна домов – иконы
В белом окладе снов.
Словно бы снег усердный,
Время назад склоня,
Я прохожу сквозь сердце
Тех, кто любил меня.
Дальние и родные,
Все вы мои навек.
Это и есть Россия.
Память. Надежда. Снег.