Есть ключики от вёсен и травы,
пленяющие жажду чистой песней;
есть ключ от непутёвой головы,
потерянный, как путь, с надеждой вместе;
железные, от гаек и винтов,
не ссорятся с другой железной мастью;
под ватником в походе греют кровь
стандартные, но главные - от счастья.
Есть ржавые ключи от грязных тайн,
застрявшие меж вдохновенных строчек...
Бороздки, не нашедшие врата,
бездомной злобой рвут покровы ночи.
А ключик от душевной тишины
нельзя держать в ларцах или карманах.
Его хранит доверие струны.
Он - тёзка мудрой крови океана.
Когда принёсший выращенный рай
стоит у Врат, он, вложен в душу, щёлкнет,
вдруг дрогнут створки, проскрипев: "Сыграй!" -
грудным младенцем, полнолунным волком.
Мотив погладит: "Здравствуй, соль небес... -
кустистые туманности и дыры. -
Позволишь? Я сыграю о тебе
не Словом - тем, что остаётся в мире,
когда оно смолкает: чтобы жил,
рожал богов, лепил из глины души,
жёг искрой ужас, падал и грешил,
взлетал в голубизну... Позволишь? Слушай."
И - эхом: "Соль земли! Ну, здравствуй, брат", -
ответит вечность, щебеча по-птичьи...
На поясе привратника Петра
блестит вне связки, в уголке, Скрипичный.