мой дорогой буковски,
не скажу, чтобы моя поездка была совсем уж неудачной.
пейзажи за окном пригородных поездов наводят тоску.
может оттого, что в дороге я перечитывал мастера и маргариту. беспокойный дух воланда в некотором смысле сопровождал меня, хехе.
может оттого, что мне, человеку южному, северные пейзажи из-за непривычности своей кажутся печальными.
тёмные сосны свешивают длинные рукава над железной дорогой.
мокрые берёзы, непривычно высокие, каждая со своим особенным узором на коже как у жирафов.
затянутые густой яркой тиной пруды.
клёны - если запрокинуть голову, видны кружевные этажи и этажи листвы.
всё это кружится, кружится в разнообразных сочетаниях за окном, складывается как паззл, и убегает, и разнимается на части, и снова складывается, пока глаза не заслезятся.
на подъездах к москве, в ночной электричке, меня вдруг охватил страх перед большим чужим городом, в котором я останусь сейчас один.
за окном многоэтажные великаны в огненных пелеринах, свистки и ну и всё такое что есть на вокзалах.
знаешь, дорогой буковски, будто все защитные оболочки с меня вдруг опали - моя взрослость, напускная самоуверенность, прочитанные книги, заверенные шрамами жизненные теории, убеждения, полезные навыки, надоевшие, но успокаивающие привычки.
я треснул как яйцо, буковски.
я заплакал, буковски, потому что внутри меня оказалось нет ничего твёрдого, на что можно было бы опереться, на чём можно было бы продолжать держаться прямо и уверенно. вскинуть бодро на плечо сумку и пойти куда мне там надо было пойти, не помню.
я заплакал, потому что внутри меня была одна вода, буковски.
одна грёбаная вода, прикинь?