Роса, стянутая плёнкой, как будто нарочно сдерживая грусть и радугу жизни, аккуратно и нежно скользила по стеблю и растворялась в почве. Солнце восходило и всё самое оживленное и трепетное начинало скакать по просторам бескрайней красоты, кто бы мог это увидеть, того бы сердце разорвалось от отчаяния к этой прелести. Лазурь, как глазурь самого сладкого и самого насыщенного вкусами пирожного, эта лазурь слегка желтеющего золотом неба, кормила взгляды, утоляя голод и жажду честно пытливого существа, пытливого до прекрасного. Грациозная лань, порхающая и останавливающаяся у края поляны, оглядывалась, ища партнера и детёнышей, так изящно и чутко рисуя в воздухе общую гармонию с природой, что слёзы росы казались обыденным разноцветным водянистым шариком. Искривлённые, но великолепные и огромные крылья бабочек бесшумно толкали невидимый эфир земли и падали в своём сладостном танце над поляной, где фиолетовые лепестки кротких цветков испаряли безумствующий аромат естественного соития.
Танец, неровный, аритмичный, как если бы джазовая группа спьяну, но творчески безудержно, наигрывала фон к этим прекрасным и неправильным движениям.
Серебряная Луна ненасытно поглотила ночью весь этот солнечный день. Блёстками холодно бело-голубоватого цвета усыпалась чёрная бездна бесконечности, мягкий воздух зашелестел по траве и словно волшебник, создающий магию, маняще заласкал щёки ребёнка.
- Мама, как же здесь хорошо!
- Да. – она протянула свою огромную руку, чтобы его погладить сквозь стройно стоящие деревья, аккуратно надламывая их ветки, как если бы очень большой воздушный шар покатился по траве, но не замял её, а только чуть-чуть коснулся её верхушек, не причинив ей вреда, и никак не изменив её жизнь, как будто ветер, бегущий ветер, обычный ночной ветер среди такого множества живых и прекрасных тварей.
Ребёнок своими исполинскими пальцами ковырял почву и с улыбкой смотрел на мать. Что-то твёрдое резануло по его ладони, капельки крови заструились и закапали в землю, он отпрянул, но любопытство, сильное в своём желании и невероятно жгучее в ощущении где-то внутри, заставило его вернуться к объекту своей неожиданной боли. Маленький железный ящик смотрел на него и даже как-то странно подмигивал, так же странно, как если бы кто-то из вас с голодухи встретился взглядом с сочным бургером. Малыш сковырнул крышку металлического объекта квадратной формы, внутри лежала маленькая букашка для него, но эта букашка была в виде самой большой книги для нас, неопрятно устроившаяся почти в углу ящичка. Он смочил палец и надел на него эту букашку, поднёс к своим сиреневым глазам, и впёрся их лучезарным светом в её мелочность. Аккуратно, чтобы не уронить этого микроба со своей конечности, он достал «лупузатор», устройство, что всегда так было ему нужно здесь, на земле, чтобы разглядеть детали и понять их смысл. Он застыл и начал внимать всему тому, что было там, на этих крошечных страницах, что плясали из букв и прыгали перед его глазами. Он слушал их журчание, внимал их мысли, искал что-то и терял себя среди всего этого роскошного мира событий и вожделений. Книга закончилась, чтение для него было быстрым и простым, ясным и отточенным поколениями его цивилизации. Но что-то величественное и дерзкое закралось внутрь, что-то исключительное, что он пережил, что он ощутил. Со своим знанием и видением, он вдруг понял, как можно забрать всё себе, как можно любовью оправдать убийство, как можно быть единственным и невероятно важным.
Мать, конечно же, как любая тварь, что творит, но наблюдает за творением, всё это видела. Молчала и ждала. Она замечала краску, что мазала его лицо, пока он читал, наблюдала его искры, его желания, стремления, что эпизодически плясали на губах, выскакивая на его лбу странными пятнами ярости и нежности. И, опережая его в поисках страсти жизни, она просто, и как будто нечаянно спросила:
- Ты можешь быть красивее этой лани, этого солнца, этой росы и любой жизни здесь?
- Да – его губы в ответе искривились странным демоническим полумесяцем – Мне кажется, я всё понял, мы выше всех этих существ, мы сверхпервые, и сверхлучшие, мы те, что ближе к Нему, гораздо ближе предыдущих…
Женщина, его мать, она улыбнулась, даже чуть сдерживая смех, ответила:
- Авторы этих книг, как и вся та цивилизации, исчезли миллионы лет тому назад, они многое создали тогда, многое любили и ради многого жили, но их нет теперь здесь, из-за их ненависти и глупости. И мы, прилетев сюда, едва сумели сохранить оставшуюся жизнь после ядерной зимы.
Все события и мысли оборвались и исчезли в темноте, как будто кто-то опустил рукоятку выключателя.
Радио извергало отрыжкой группу The Fleetwood mac, песню The chain. 80-е или 90-е двадцатого века искали что-то новое, и два игрока, сняв игровые очки посмотрели друг на друга.
- Ничего себе… Слушай, а что за книгу то ты читал там своими великанскими пальцами?
- Библию…
SH