Я чувствовал, что давно мертв,
рыбий взгляд уткнулся в потолок,
взять котомку и уйти домой,
последнее, что я хотел, но не смог.
Гляди, вокруг должны расти цветы,
но розы сгнили, превратившись в жесть,
бесцветный взгляд тупых равнин, гнили издали,
ушел в небытие, мои шаги вслед им.
Не проснулся с похмельем - день зазря
прошел, уводя мечты в наркоманский сон,
заря осеняет чугун и вылизанную эмаль,
теплотрубы тела взорваны флуоксетином.
Постель не тепла, горизонт - кровавая полоса,
вот что бывает когда три ночи подряд не спал,
залипая в цвета Малибу на ветках лип, что горят
в зимнее время, народа нет, только я и я,
я, я, я, я, я, я и мрачная ночь воронного крыла
бдит звездами сверху, наблюдая за тяжбой бродяг,
за жарким сексом подростков на картонках в подвале,
звон стекол, спирт течет из ран социального дна,
из квартала в квартал, все окупится сторицей,
и скользящие туда сюда тела и пьяные лица,
Сусаниным ходишь, загоняя себя в лабиринты
кирпича и штырей, не хочется выходить,
а слиться с черным, расстворившись молекулой,
быть единой теплой весенней капелью,
исчезнуть и стать наконец одним целым,
а не просыпаться, прилипая рожей к стеклу.
Утром будет мусор, гандоны и гарь,
серость накроет округу как тряпье льна,
мои сухие глаза безжизненно говорят:
Убей меня, пока тьма не проснулась.