В супермаркете дед пробирался вдоль полок. Касса. Выход. Стоит на сырой остановке.
А в авоське видны молоко, хлеб и творог - тычет чей-то малыш в этикетку : «Коровка!»
Да ещё журналист, молодой папарацци, наснимал старика, подвернулась удача:
И колодку наград, и загнувшийся лацкан, и нагрудный карман, где топорщится сдача.
А вот если б назад отмотать семь десятков, плюс ещё девять лет, да шпионски отправить
Журналиста в село, чтоб снимал он украдкой злую жизнь, что сегодня нам трудно представить,
То б в архивах лежал исторический снимок, где стоит у окна посиневший мальчишка
Средь пустых чугунков, сиротеющих крынок, зябко шмыгает носом и звякает крышкой:
Мама делает тюрю, дожили до лета, мама рада траве, ведь еды не осталось.
Третий год без отца, он исчез на рассвете, говорили, что враг, мать воробушком сжалась…
Ждёт сестрёнка, в тряпье чуть видна полатях: как старушка, мудра - голодна и не ропщет.
Зиму с ней пережил он один - смолкли братья, ему стукнуло семь и он мамин помощник.
Он пошёл по дворам, пас чужую скотину, за тарелку еды, за скупую горбушку.
А дадут молока – не глотнёт - помнит Нину, нёс сестрёнке его, наливая в «чекушку»…
Вырос он для войны, бросил тело под танки, леденящий свист пуль и осколки снарядов.
За окопом окоп, долог путь до Европы, повезло – жив, горят в свете солнца награды...
Повезло - вышел в май, в ликованье народа, шёл в букетах черёмух в бурлении улиц…
После - город, завод… пятилетки в три года… сыновья… ждёт жена, и сегодня волнуясь…
Жизнь, как кадры кино, гаснет, рвётся на части… Тёмным боком «Газель» перед ним стала резко.
Дед прямится спиной, держит крепче авоську, вот доедет - попьют чаю с бабушкой вместе.