АКРОСТИХ
Есть ангел. Он всегда везде со мной,
Который раз спасает от напасти,
Александрийский шлейф за ним волной
Торжественно летит к Всевышней власти.
Ему видней, где обитает тьма,
Реальность освещая женским ликом,
И, показавшись мимолетным бликом,
Напишет в небе Божьи имена,
А я сочту сей промысел великим.
Екатерина, мамочка моя...
***
ПОКАЯННОЕ
Се каюсь
в возвышении своём.
Се каюсь
в одиночестве угрюмом.
Се каюсь
в недержаньи языком
с наипервейшим, сквернословным другом.
Се каюсь
в том, что тело моё тельно
и тянется, прелюбствуя, к другим
телам и душам
и в грехах смертельных,
в усладе, с наслаждением нагим
я остаюсь и пребываю вечно.
Се согрешил
и совращаю тем,
что мысли мои, чувства быстротечны
и вместо веры облако проблем.
Я каюсь в том, что
самого греха не вижу
и что не верю, хоть и говорю,
что верю, верю в то, что
Свет Всевышний
и Бог простит
поэзию мою…
***
Взбил подушку, простёр одеяло
и молитву три раза сказал,
чтобы мне ничего не мешало,
за окном ветер тихо дремал
под знамением крёстным от бесов,
от грехов и напастей людских,
чтобы чистое плавилось небо
и высокие снились стихи.
***
Где мама там и я. Где я там будет слышен
молитвенных кафизм её упрямый слог
о здравии семьи, о том, как кто-то свыше
всего за пару дней весь космос сделать смог,
о тайной силе звёзд, мерцающих далёко,
как будто их сигнал она смогла прочесть,
смогла перевести вселенский шёпот рока,
душою ощутив, что значит тяжкий крест
нести, нести и пусть, так жизни нашей мало,
и всех умытых слёз не выплакать до дна.
Где мама там и я. Где я там будет мама
своих святых молить, и заодно меня…
***
Внутри, во вне всегда со мной
Твой яркий свет, твой чуткий сон,
Чтоб от свечи зажечь огонь,
Чтобы спастись, как прежде Ной,
Чтобы в конце пути найти
Свою забытую строфу
И, помолившись находу,
Сказать нечаянно "Прости..."
***
Может, здесь её двойник.
Ангелов так много-много...
Может, свет в душе возник
ярче самого святого.
Может, мир и подождёт -
воскресенье на неделе.
Только Бог её зовёт
ничего сейчас не делать.
Только слушать сказки снов,
умолять огарок свечи.
Может, мамина любовь
раны все сама излечит.
Может, как-нибудь пройдёт
эта боль внутри апреля.
Только Бог её зовёт
ничего сейчас не делать...
Только ранняя весна
голос рвёт в холодных лёгких.
Может быть, её душа
ищет новые дороги.
Может, мы живём средь звёзд.
И зачем нам это тело?
Только Бог её зовёт...
"Ничего уже не сделать..."
***
Не называя то, что есть
по именам,
что предначертано судьбой
и только нам
в столь отдаленных областях,
что и звезда
там упадёт и прорастёт,
и так всегда,
я ощущаю как дыханье
полусфер:
замри вода, замри огонь, замри
и сверх
того, что есть уже и
более того,
как будто день рождения
Его...
***
Мир весной знаменит, но сейчас мне нужна неизвестность,
неиспытанных чувств осторожно угаданный стих,
и желательно дождь, и такую уютную местность,
чтоб и чёрт, заскучав, поневоле на утро затих.
Существует лишь то, что должно на глазах совершиться.
Я прошу у Него ничего-ничего не менять,
и возможно тогда я сумею весной восхититься
и, взглянув на людей, сумасшедшую радость понять.
***
Плачу от того, что нету плача.
Только золотые слитки солнца
Вперемешку с ливнем, не иначе
Радуга заметила оконце
С маминой тюльпановою шторкой
Возле нераскрытого Псалтыря.
Плачу от того, что плачет лира
Или просто я ужасно мокрый...
***
Вхожу во Храм - ангел рядом
крыльями задувает свечу.
Перекрестился - икона плачет.
У мамы прощенья прошу...
***
На другом уровне звёзды мерцают,
как будто послания передают.
На другом уровне все люди летают
и прямо во сне акапелло поют.
На другом уровне снежинки блистают,
как-будто у них новогодний показ.
На моём уровне стих замирает.
На уровне сердца. На уровне глаз.
***
В последней комнате, как в тайнике, картин
святых иконок ряд превозносимый:
Галина, Ольга, Анна, Константин,
не перечислить всех имён любимых,
их светлый лик, тревожащий порой,
слезами увлажняющий ресницы,
и мамин голос ангельский: "Открой
в молитвослове старые страницы..."
***
Солнце плачет сквозь стекло
золотыми ручейками.
Всё плохое утекло,
испарилось всё с веками.
И с молитвами святых,
вхожих в Царствие Господне,
я увижу, как цветы
распускаются сегодня...
***
Слава Богу, тобой
защищён и укутан.
Я могу лишь душой
это дело распутать.
Указатель дорог
на невидимой карте:
как положено Бог,
Его вечное Царство.
Слава Богу, что мы
можем вместе молиться
пока нету зимы,
пока вечное снится...
***
Молюсь, как умею. Молюсь, как учила:
и денно, и нощно во славу Христа.
Молюсь, как когда-то меня ты просила
любовью заполнить каноны стиха.
Молюсь понарошку, а, кажется, вправду
звенящая грусть задрожала в ночи,
и звёздное небо, и странная радость
душой прикоснуться к горящей свечи...
***
Всё медленнее шаг,
всё меньше прежней силы,
чтоб сделать хоть один
живой воды глоток,
но можно не спешить,
там всё уже решили,
что будет впереди,
ведь с нею рядом Бог,
точнее Его сын
воскресший и поныне
смиренно служит всем,
кто верует в Него,
кто так же, как она
встаёт, идёт к картине,
где золотой рассвет
и больше ничего...
***
Здравствуй, мама. Ты проснулась?
Надо глазки нам закапать.
Вон как жизнь то повернулась...
Только чур не будем плакать.
Обопрись, иди смелее,
Бог с тобой на подстраховке.
(Я давно внутри Апреля)
Что за лето, как в духовке!
Скушай, мама, этот ужин.
Надо есть... Конечно, очень...
Я, как ты, слегка простужен
и во рту сухая горечь.
Всё пройдёт. В любимом вальсе
из Свиридовской "Метели"
вмиг закружимся и дальше...
Звёзды в небе заблестели.
Здравствуй, мама... Спи спокойно.
Не пугайся, это свечи
освещают лик иконы
и Его цветную вечность
и моё недоуменье,
что не нужно больше капать...
Дай же, Бог, не вдохновенья -
просто силы не заплакать.
***
Через девять дней, через сорок дней,
через час уже, через полчаса -
больше всех цветов, ярче всех огней,
от которых жить нам не хочется.
Только тихий всплеск в глубине часов,
через выдох-вдох старой мельницы...
Подожди ещё, ужин не готов
и на небе всё переменится...
***
Каждый день листает мама
отпечатанный кейворд,
чтобы лучше была память,
любопытно до сих пор
ей в пустых увидеть клетках
вслед за цифрою слова:
только там, где есть отметка,
ну, а дальше я сама...
Эрудицией ведомый
глаз хватается за нить
Ариадны, ей знакомый
этот старый лабиринт.
Я же сразу спотыкаюсь,
не найти мне нужных слов:
может, мама мне подскажет
направление углов,
как заполнить быстро клетки -
без подсказок, чур, в конце!
Но открыл я лист последний:
только свет там, только све...
***
Этот жёлтый, жёлтый цвет
одуванчиковой мели.
Я включаю в доме свет,
жёлтый свет внутри апреля.
Он горит внутри меня
золотым свеченьем рамы.
Я пишу стихи для мамы
жёлтой свечкою огня.
Убавляю тень с боков,
заправляю одеяло:
без прямых-кривых углов,
чтобы тело не цеплялось
за уставшие глаза,
что открылись еле-еле...
Эта жёлтая слеза
на краю, внутри апреля.
***
Не уходи, прошу,
из дома быстрой тенью...
Я не успел купить
твой проездной билет,
как наступил сентябрь,
моё стихотворенье,
которое про нас
и про Всевышний Свет.
В нём кровь течёт твоя.
Хоть ложку выпей, манны...
Не уходи, побудь,
ведь я с тобой сейчас.
И как же мне теперь,
справляясь, жить без мамы..?
Я там, где ныне Бог.
Молись, сынок, о нас.
***
Привычно вдоль канала к Церкви
На службу долгую идти.
Привычно, слава Богу, верить
В святые милости судьбы.
Привычно пташек щебетанье
И тополиный всюду пух.
Души привычно состоянье,
В котором пребывает Дух.
Привычно небо в сером цвете
И золотые купола.
Привычно, что живу на свете
С привычкой складывать слова.
Привычен свечки поминальной
Неукоснительный покой,
И столь привычен голос мамин,
Что плачу маминой строкой.
Привычно Господу молиться
И только одному Ему.
Но, Боже, как же непривычно
Домой дорогою привычной
Мне возвращаться одному...