1.
У нас победы не отнять —
ни над врагом, ни над собой.
Ведь паровоз, идущий вспять,
не может дым глотать трубой.
Мы, словно сталь, ковали рай,
где богом станет человек,
и, умирай — не умирай,
но век двадцатый — красный век.
Забвение и тлен, и мрак,
могилы хлад, бетонный склеп —
ты их не избежишь, дурак.
Не будь же глух и глуп, и слеп.
Гори при жизни — с нас бери
ошеломительный пример.
Мы — маяки. Мы — фонари
на фоне тусклых звёздных сфер.
Мы тех изгнали, кто не смог
принять, что неизбежный путь —
свернуть господ в бараний рог.
А ты решил господ вернуть?
Уже вернул? Будь проклят ты.
Вся кровь отныне — на тебе.
Ты рухнул с нашей высоты,
не соответствуя борьбе,
которая идёт давно —
она продолжится и впредь.
И вот увидишь: всё равно
льва разорвёт простой медведь.
Нам ни к чему тебя судить.
Для членов клана эта честь.
Но ты обязан возместить,
отдав, что за душою есть
твоей — и всех детей, и жён,
ущерб, что ты нанёс стране.
Ну что, теперь ты напряжён?
А был бы напряжён втройне,
когда б прошёл лесоповал,
карьеры в вечной мерзлоте,
где твой бывалый дед бывал,
где выживали только те,
кто уголовный элемент
бил не щадя и не боясь,
кого не смог ни вор, ни мент
впечатать в лагерную грязь
и кто кричал Вождю в письме,
что коммунизм непобедим,
что мы обречены посметь
снести с башки у бога нимб.
2.
Вы идёте на бранную брань без конца,
где ни Сына, ни Духа, ни даже Отца,
где не будет лица никому и венца,
но в избытке и дел, и речей подлеца.
Да найдёт вас Отец, да снисходит к вам Сын,
да спасётся из вас ну хотя бы один,
да проникнет в вас Дух до душевных глубин,
да излечатся раны от ваших дубин.
Я смотрю вам в глаза, а за лесом — гроза.
Пусть прольётся над вами хоть чья-то слеза.
Цельтесь лучше и плавно спускайте крючок.
Долетят ваши пули, и сердце — молчок.
Вот свалюсь, как мешок, — заложите мой крест,
тут пока что найдутся ломбарды окрест,
кто голодный из вас — хоть немного поест,
я приезжий, но, в общем, давно с этих мест.
Умираешь — за ложь, а за правду живёшь.
И Тому, Кому должен, себя отдаёшь.
На груди у природы роскошная брошь —
человеческий мир. До чего ж он хорош...
3.
От кого, мой мальчик, ты узнал про это?
И зачем, мой милый, ты стрелял в людей?
Батя, мы ходили на шальных поэтов.
Я влюбился, мама, в городских ледей.
Голос их искрится золотой коммуной
и сердца стучатся в небывалый век,
а в словах волшебных — расцветают луны,
главный их кудесник поселён в Москве.
Он оттуда пишет им заветы-сказки,
он сквозь землю видит, где лежит зерно.
С места сдвинут горы по его указке,
вычерпают море и распашут дно.
Как бы в пирамиде инков ли, ацтеков
ждёт его бессмертие до конца времён.
Много нас погибнет, безымянных зэков,
чтобы нашим богом оставался он.
Кто бы мог подумать — в справедливом мире
мы читаем книги, песни мы поём!
Вдоволь будет хлеба на всеобщем пире,
наконец-то вместе, дружно заживём!
Я не понимаю, как так получилось —
было счастье близко, ближе чем заря.
И звезда, как солнце, надо мной лучилась.
Победили, мама... Неужели зря?
4.
Очутившись в Париже
без активов и мыслей,
выпьешь кофе пожиже...
Власть — как то коромысло:
два ведра — тяжелее,
чем, конечно, одно...
Что сгорело, то тлело,
видно, очень давно.
Так стеречь Государя?
Или просто беречь?
Или... знаешь что, паря,
не о том нынче речь.
***
Хруст французской булки
навевает сон.
В узком переулке —
новенький гарсон.
Потаксомотришь
за рулём авто,
а потом проспоришь
на бегах пальто.
Плюнуть — да вернуться
через много лет...
Чаевых на блюдце
хватит на билет?
5.
Задымилась Москва,
как тарелка борща.
Эх, кафтаны-морква…
Думой вертит праща:
«Выходи, государь,
выноси полный ларь,
а не то, государь,
лихо будет —
как встарь.
Что темнеешь лицом?
Древен гордый твой род.
Расплатись со стрельцом —
мы служивых пород.
Нет у нас деревень.
Нет боярской мошны.
Только добрый кистень
да пищали мощны.
Бьём покамест челом —
как рабишки твои.
Не стращай нас колом.
Накорми.
Напои.
Станет казнь поутру
весела до пьяна,
топора тяжкий труд
наш излечит изъян.
То-то кривду твою
править будет народ —
знать тебе Гамаюн
песню сердца поёт!»
6.
Мы на обломках самовластья
напишем в а ш и имена —
вы нам желали столько счастья,
что не на вас легла вина
за восхождение тиранов,
за истребление себя.
Вы — только
а в т о р ы р о м а н о в.
И бредили всегда любя.
Народ и царь. Бояре. Дума.
Промышленный непрочный слой.
Крестьяне. Европейцев сумма.
Интеллигент, на власти злой,
но сам нежданно ставший главным,
присвоив совесть, ум и честь,
да тем и кончивший бесславно —
всё так и есть...
Всё так — как есть.
Мечтатель...
Твой венец кровавый
железом выкован в огне.
Ты прав.
А мы —
мы все неправы.
И всё же, мы ответим «нет».
7.
Прогорели красные —
и вернулись белые,
больше не опасные,
оттого и смелые...
Те и другие — русские,
по-своему упорные.
Эх, взгляды наши узкие,
идейки наши вздорные —
что быль собой питает небыль,
а небыль — это колбаса...
Корни в почву, ветви в небо —
так рождаются леса.
Надо так и нам рождаться.
В землю! В землю топоры!
Не зароем — не дождаться,
не дожить до той поры.
8.
Осколками бывшего мира
не приукрасишь короны.
Пела далёкая лира,
а прилетели вороны.
Ангелы заняты делом,
им не до нас в поднебесье.
Душу мы спутали с телом
и пролетарскою песней.
И от отцовской заботы,
как от врага, отказались,
предали ради работы
на ненасытную зависть.
Так поделом нам, иудам,
страшная кровная участь.
Ведь не проходят верблюды
ухо иголки, не мучась.
Что же теперь? Всё забыто?
Взыскана должная плата?
Перевернули корыто
чёртовы дети Арбата?
Даже и правду потянем?
Может, осилим и веру?
В яму гнилую заглянем?
Выправим честь офицера?
И убиенных невинно
нашей виною отметим?
К Духу вернёмся и Сыну,
к Богу и, значит, рассвету...
9.
Когда б всем дали по труду
сполна обещанную меру,
мы превратились бы в руду
и груду тел на дне карьера.
Иным достанется по вере,
но это только после смерти.
Они уходят, хлопнув дверью...
Не верите? А вы проверьте.
Отдельным личностям богатым —
всё по потребностям. И что же?
Их не устраивает плата —
кривятся недовольной рожей.
Семья моя меня учила —
не словом, чем-то, что в крови,
благою вестью Гавриила —
что мне воздастся по любви.
10.
Ты держишь мир в своих руках.
А мы — игрушку.
Внуши своим подручным страх,
шепни на ушко:
пускай стараются вовсю,
до дрожи в жилах,
куют кольцо железных вьюг
что было силы.
Мы живы будем тем кольцом
от века к веку,
гвоздями сев заподлицо,
сучками в деку.
И будет расширяться круг.
И желчь окраин
не сможет отменить игру
в преддверье рая.