Какой-нибудь заплечных дел мастер
берёт в руки фломастер
и рисует слона
или верблюда — в пустыне Гоби.
Это называется "хобби",
но при этом преображается стена.
Какой-нибудь пролетарий от сохи
начинает писать стихи —
например, про любовь
или, скажем, про красоту природы,
при этом тяжёлые роды
не мешают повторить этот опыт вновь.
Или возьмём, к примеру, интеллигента,
чуждого нам элемента,
которого все посылают на
три буквы, но иногда на пять,
ибо что с интеллигента взять —
а за ними стоит держава, страна...
Там весна — на деревьях опять набухают почки,
ну, а мы оторвавшись от корней и почвы,
держимся за последний миф —
будто мы — носители той культуры,
где когда-то за тонну макулатуры
покупали том мандельштамовских рифм.
Мечтать, конечно, не вредно. Однако
не снискать нам лавры Цветаевой, Пастернака,—
ибо лишь там,
где сирость и серость, и боль сиротства,
нищета и тяжек грех первородства —
рождается Мандельштам.