Я вспомнил военную пору,
убогую немочь полей,
когда на картофельном поле
цвели лебеда и пырей.
Повсюду беда голосила,
но в те незабвенные дни
уму неподвластная сила
меня породнила с людьми.
Я жил, опьяняясь от веры
в их веру, надежду, любовь,
как будто доверчивость вербы
влилась в мою детскую кровь.
Давно я покинул любимых,
и время стянулось в кольцо,
под маской житейского грима
мое затвердело лицо.
От малой, великой ли скорби,
от лжи или жалких забот
ирония в жесткие скобки
взяла мой улыбчивый рот.
Уловки, пороки, тревоги...
Но снова, как тот паренек,
стою на широком пороге,
решаясь ступить за порог.
Какая тоска ветряная!
Какая шальная теплынь!
Навстречу зеленому маю
апрель, голубея, проплыл.
Навстречу заплаканным ивам,
где голос мой плавал, дрожа,
где возле людей терпеливых
себя узнавала душа.
Пора торопливому слову
вернуться на круги свои
и тихо отвеять полову,
чтоб вылущить зерна любви.
И что ж!
Если в синюю свежесть
на зов не откликнется Русь,
ваганьковской липой утешусь,
сиреневой грустью упьюсь.
1977 г.