Я прощала, ты не любил – наша пара смотрелась странно. Но теперь больше нет обид, лишь крыжовник, сирень и шрамы. Я другая – слеза и кость, без души, потому не мёрзну. Серебро заплетённых кос, речи – дёготь без капли мёда.
Создала себе новый гимн, три столетья на то потратив. В нём нет прежнего «помоги», в нём – кинжалы молочных братьев, конский топот и пыль дорог, месть – сияющий алым факел. Пока я кипятила грог, пепел звёздный на камни падал, выходила из рек вода, целовала пески со страстью.
Там, где мятлик и череда, знак оставил мне польский пращур: самоцветы легли в кольцо. Мне осталось лишь лечь по центру к руслу Одры наискосок. Слышишь, бряцают громко цепи? Разбегаются твари прочь, братья землю метут плащами. Для цикад – золотая ночь, для тебя – никакой пощады.