* * *
Сторонник я самоиронии
И принижения себя,
И в сей материи столь тонкой
Знать меру, грань не перейдя, –
Момент, замечу, самый важный –
Вот мой заочный мастер-класс!
Смешно и в то же время грустно
Мне думать на плечах своей
Белокачанною капустой
С листами красными ушей, –
В секции голов спорт новый.
Последнее науки слово.
* * *
Я негативно-позитивен,
И, кто бы что ни говорил,
Порою сам себе противен,
Но всё ж бываю я и мил.
Бывает мне порою стыдно
До покраснения ушей,
Хоть хорошо, что их не видно
Из-под нечёсаных кудрей.
Дуб и медведь (чугуевская басня)
Дуб подал жалобу до Бога.
Доставил ветер здешних мест
Не Богу в небо, а в берлогу
Медвежью прямо в Лесотрест.
Тот челобитную, понятно,
Себе засунул под сукно.
Достал её уже помятой,
Когда запахло тут весной.
Назначил из зверей комиссию,
И та явилась в тот же день,
Да вместо дуба стоял лысый
Уж на том месте старый пень,
Он крепко спал, и ему снилось,
Что торжествует справедливость.
* * *
Я поэтического цеха
Без лени-устали писец,
Не помышляю об успехе,
Не испишусь пока вконец,
Как этих вот в руках отрывок
От моего карандаша,
Что длинным был, как хвост у крысы,
Да весь графит в нём искроша,
Им не одну скирду бумаги
Стихом ночами измерял –
Штрихами лёгкими зигзаги
Души своей в них передал,
Как фигурист коньком узоры,
Что так ласкают наши взоры.
* * *
Уж плохо слышу да и вижу,
Не говоря про то, что сед,
И прочертила носа лыжа
Мне над губою верхней след.
Я стал в ногах совсем нестойкий –
Хожу, как будто на коньках,
И клацаю рта крысоловкой
С начинкою из языка.
Едва подует только ветер,
Вмиг плачу я, как крокодил,
Хотя из живности на свете
Я комара лишь проглотил.
Эй, ты, мясник некровожадный,
Почём филе из мысли задней?
* * *
Как запишусь я до рассвета,
Так слышу в ухе дальний звон.
Уже, наверно, с того света
Звонит в башку мне телефон.
Ладонь мобилкой к уху:
– Кто говорит? Алло! Сам Бог?
Каналами Святого Духа?
И там, где прежде был порог,
В сопровождении сатрапов,
Что в белых крыльях за спиной,
Спустясь по облачному трапу,
Предстал Всевышний предо мной
И на меня бровями грозно:
– Стишки мараешь ночью поздней?!
* * *
Теперь пошёл чиновник скромный,
Как дача этажа на три,
И в полтора десятка комнат,
И c лифтом скоростным внутри.
На долю тяжкую не ропщет,
В заботах даже похудел,
Как та реликтовая роща,
Гектар который взял в надел.
Предельно честный весь по сути –
Не взял ведь даже гривны он,
Берёт он только лишь в валюте
И шлёт все до «обшорных» зон.
Ну, как такого нам, ребята,
Да и не выбрать в депутаты?!
* * *
Не сочиню простого супа.
С утра я, кофица попив,
До ночи погружаюсь в ступор,
Весь неподвижно молчалив.
Лежу я, словно дедов валенок
В пыли чуланной в уголке,
И лишь кулеш метафор варится
В моём лохматом котелке,
Не повернуть в котором ложкой,
Как и в сгустившемся меду.
Кому-то кушанье, возможно,
Что в блюда строф своих кладу,
Как повар не был бы искусным,
Придётся все же не по вкусу.
* * *
Лишь начинаю только бриться,
Да стоит мысли осенить,
Как лень уже мне возвратиться
И свою физию добрить:
Я распластался на диване
И в поэтической нирване
Лежу, как Пушкин, в бакенбардах,
С пером, затиснутым рукой,
И в этом сходство моё с бардом,
А в остальном я весь другой.
И стоит полностью побриться,
Совсем нет сходства в наших лицах.
* * *
Я, что паук, в углу поныне
Сижу, всё напрягая дух,
И в мозговую паутину
Поймал немало мыслей-мух.
Составил множество коллекций,
И заготовленного впрок,
Скажу без всякого кокетства, –
Почти под самый потолок.
Лежат коллекции на полках,
Пылясь годами в тишине.
Читатель скажет: «Ну а толку?
Какая польза в этом мне?»
Ты, как всегда, читатель, правый,
Да, не охоч я стал до славы.
* * *
Я стал нестойким, как погода,
Как против моли нафталин,
Как наша ветреная мода,
Как украинский наш кабмин.
Меня всего так и ломает,
Как руки горестно вдова,
Как житель солнечного края
На рынке русские слова.
Хочу стабильным быть, как гривня,
Что доллар тиснет не шутя.
Хочу я снова быть наивным,
Как в мир пришедшее дитя...
* * *
Родной ты наш паразитолог,
Писатель-садомазохист!
Роман-волынка твой так долог,
А ты кладёшь всё чистый лист,
Его на радость нам марая,
Из года в год, и в день и в ночь.
Всё пишешь, сам то не читая,
Да вряд ли что уж там поймёшь.
На сон воротит от историй,
В стихах поведанном пути,
Оскомина уж от которых,
У самого тебя. Прости,
Хоть мы роман твой не читали,
Что ты с приветом, давно знали...