столько стихов лежат смятыми
в нижних ярусах памяти головы и смартфона
будто поломанные,
а делиться больно,
из сердца доносится скрежет,
как от рассохшейся деревянной двери.
вдруг ты прочтёшь, наткнёшься невольно
и будешь потом молчать и смотреть в заоконье
на то, как снег превращается в бесконечное поле,
ложится пеплом на наши души
и заметает всё то, что было у нас друг про друга
в самой нутри.
будешь заваривать чай, забывать вытаскивать ложку,
и где-то там призраком я поворчу об этом, снимая на ночь серёжки,
ложась в кровать.
ты замуруешь от света свои окошки,
а после - о том, какими бывают ужасными кошки,
о том, что у нас говорят не "ступеньки", а почему-то "порожки",
и о всяких других отчаянно важных вещах мы ляжем с тобой болтать.
пускай остаётся на этом, не стоит разве
оно того, чтоб оставить его
серебряным, розовым, красным,
как зимнее солнце, скользящее по стене, по ёлке,
по сонному моему лицу,
и не включать сюда эти сборы наспех
и длинные речи, в которых с каждым неловким словом, как будто с паззлом,
нас тянет в воронку, к дурацкому непростому концу.
вот ты зовёшь меня танцевать, и ритм такой вязкий,
ты весь спокойный и мягкий, а я как сплошная встряска,
и я, конечно же, только затем и пишу, чтоб ты смог прочитать.
волшебные артефакты есть в каждой сказке,
и в этой ты крепко-накрепко сплёл у меня на спине завязки,
которые я сама никогда не смогу развязать.