Зал погрузился в мрачность первозданья,
Где первый вскрик пронзает тишину,
Где нет ещё зачем и почему,
Где чей-то слог, как тайное признанье
И луч на сцене высветил цветок,
Он сам закрылся робко лепестками,
И в жизни этой, беспощадной драме,
Он был забыт, и очень одинок.
Под взглядом сотен беспокойных глаз,
Цветок ожил, расправив лепестки,
И зазвучала музыка тоски,
Жизнь обнажая залу без прикрас.
Та музыка лелеяла тоской,
Оборотив цветок вдруг юной девой,
И звук тончайший, в грусти беспредельной,
Раскрыл её отчаянно нагой.
И всё обрушилось на эту наготу –
Фатальность бездн, их жуть и беспросветность,
Её любовь, как слово в безответность,
Оставив на закланье красоту.
И вдруг сменились плачущие звуки,
Повеяло весенним ветерком,
И озорным, мальчишеским прыжком,
Она вспорхнула, расправляя руки.
Она летела прочь, как можно выше,
От смутной жизни, стонущих людей,
От их безумств, немыслимых затей –
И вот со звёзд уже к ней кто-то вышел…