– Понимаешь… Мы ведь всё время ссоримся… Мы не можем быть вместе, да?
– А ты любишь вишню?
– Да.
– А ты выплёвываешь косточки, когда её ешь?
– Нет
- Такую притчу испортила. Впрочем, ты никогда не сплевываешь, чему я удивляюсь.
Ирония - штука тонкая, наша с тобой заключается в том, что пичкая голову, как пакет для мусора всяким дерьмом, спустя время ты сам станешь мусором для пакета, того, что для мёртвых тел. Людям не будет всё равно, им уже давно наплевать на всё, что ты хочешь, сколько кого и чего поимел. Много дел - удел креативности твоего оправдания перед собой. Боль-привычное состояние воспалённого мозга. Между кнутом и пряником выбираешь шипастые розги и терновый венок. Сам себе карманный мессия, сидя дома сам накажешь себя за грехи, что придумал, истязав до бессилия.
А ты умеешь сплевывать косточки и одновременно любить вишню? В военкомате атеисты все. А во сне мне мертвый кент сказал, что видел как мой военком молился исусу и кришне. Мне сносит крышу от мнительности серых мышек и шакалов. Бля пацаны, хотел нажать на пуск, напутал буквы. Спуск. Щелчок, и всё куда-то пропало. Ваш интерес прикован к жизни после смерти, а есть ли жизнь до - кого вообще ****о?
Остался дома. Никуда не пошел. После суток пассивно-проблемных я сам себя подарил для приличия, а потом сам себя не нашел.Вокруг пелена, вокруг фон, будоражащий окончания оголённых отмерших нервов. Всё, что мне сейчас нужно - твой шёлк, всё, что есть - грубые чёрные нитки. Не красиво, порочно, но прочно и точно что навсегда. Знаешь, всё, что мне завтра хотелось бы - слиться, но я всё равно просыпаюсь в надежде хотя бы сегодня тебе присниться. В нашем будущем - лишь вода. В твоём - более менее чёткие лица.
Я пытаюсь разграничивать формы буквами
Но, по сути, они ничего не несут, и никогда ничего не несли
Я перестал сотрясать тишину, мол, «да, ты победила»
это безумие, называть формой то, что у себя в голове бестелесным определилось.
чем больше стараюсь, тем больше игриво в вальсе кружа меня покидают силь