Ром силён и крепок, и черноглаз, он сто лет уже не был дома,
Он хороший боец нелегальных арен, там и стал из Ромео Ромом.
Он дерётся так, будто смерти нет, или он с ней запанибрата,
У него есть секрет: он всё время зол, словно лев, занозивший лапу.
После боя Ром, утолившись крови, ненадолго остынет, найдёт покой.
А проснувшись с новой ненасытной женщиной под рукой,
Вспоминает ту хрупкую девочку на балконе: вечер,
И она, вся в белом, раскрывает руки ему навстречу,
И в его объятиях, тогда ещё неумелых, стонет...
Надо снова драться и всё забыть, а то пальцы дрожат, стоит только вспомнить.
* * *
Было дело по глупости, наелась таблеток и впала в кому, вернули едва,
С той поры у Джули мысли текут тяжело и вяло, и частенько ужасно болит голова.
Джули ходит в белом, живёт с сиделкой в симпатичной и светлой палате-люкс,
Улыбается мягко, молчит. Но если наступает приступ, ломая шлюз,
Боль мгновенно себе подчиняет её тело, впивается в нервы
И вопит её ртом, а Джули скрывается в мыслях о ком-то первом,
От лекарства сладость бежит по венам, она помнит только тепло и сад,
Ни лица, ни имени – и этого много. Сиделка гладит, убирает пряди с лица назад,
Шепчет горестно-нежно о несчастной судьбе и доле, и про козлов.
Джули прикрывает глаза от счастья и негромко поёт без слов.
06.04.2018