А городская жизнь, мой милый друг,
Потоком душу наполняя,
И не давая вспомнить вдруг,
О том, что есть земля родная...
Спешит забыть провинциальность взглядов,
А сущность спрятать под нарядом
Блестящим, модным, только сшитом...
Лениво в глаз плюет софитом
На сцене питерского клуба,
Под взглядом глаз почти убитых
Идет беззвучное кино.
И не смотря на ее крики,
Убитым чуть ли все равно.
Она рвала на себе платье,
Пыталась взять себя в объятья,
Но посетитель счет оплатит,
А платье не вернет никто.
Так повторялось многократно,
И хочется уже обратно,
Подальше от убитых глаз -
Бездонный травяной экстаз.
А корни помнят о глубинке,
И о родимой половинке,
Но сцена, блеск, трава, угар,
Глухие стоны, чей-то перегар,
И грубых рук лукавое ласканье -
Ты отдала свободу в дар.
И глядя вновь на те же лица,
Вдыхая от кальяна вонь,
Ты шепечешь тихо, чтобы не спалиться:
"Будь проклята болотная столица
И лживых слухов сладостный огонь".