(Отрывок из "Возвращения Одиссея". Поэмы читаются редко, и ещё реже - до конца...)
После гроз, после ливней обильных,
Пережив наводненье и град,
Свой изрядно помятый наряд
Поправляет – шагов семимильных
Тайнодержец – весенний мой сад.
Птичьим щебетом полнятся кроны.
И садовник, с ведром и пилой,
Всем своим пациентам зелёным
Лечит раны горячей смолой
И побелку ведёт по шаблону.
А за кругом неверных границ
Вижу я – сквозь размытость пределов,
Сквозь парады тускнеющих лиц, –
Заповедники каменных птиц
С безнадёжностью гнёзд омертвелых…
Вижу строчку следов на песке
В этом мире, навек отзвучавшем.
И пиита, вконец заплутавшим,
В дебрях линий на белом листке…
(Уж не сам ли я, с ручкой в руке – ?)
И того, кто в саду верховодит,
Я зову… но безмолвно уходит,
Исполняя свой вечный обет,
Рьяный критик любой непогоды
И любитель говяжьих котлет.
Что ему до ахейцев и Трои!..
Что ему до таинственных врат,
Что никак не пропустят назад
Моего бедолагу-героя;
Что – мой зов!.. он лишь вносит разлад
В обустроенность действий и сроков,
В распорядок сезонов и дней.
Он уходит – всегда одинокий
В ежедневности вечной своей –
От причуд безрассудства далёкий…
Он уходит. И, взгляд отведя,
Я не вижу, как – сдвинув границу –
В сон мой каменный тихо войдя,
Он опустит завесу дождя –
И встряхнутся ожившие птицы!..
А садовник, под нос бормоча
Укоризны недавнему граду,
Продвигается дальше по саду.
И, растаяв, как в храме свеча,
Солнце воском течёт по плечам.
Боже мой!.. Что мне, право, до Трои!..
И, к моим возвращаясь героям,
Я взгляну, на прощанье, вослед –
Но меж яблонь с белёной корою
Ничего, кроме марева, нет…