Волшебная свирель

Татьяна Алексеевна Щербакова
ВОЛШЕБНАЯ СВИРЕЛЬ

Пьеса



ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Кащ – сын скоропостижно умершего московского олигарха Мельника

Хамбилла – брат Каща, также сын Мельника

Наталья – прокуратор потайного древнего города, дочь Мельника, сестра Каща и Хамбиллы

Нотариус

Души на исправлении в московской закрытой клинике

Врачи экспериментальной московской клиники

Санитары


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена первая

Дворец покойного олигарха Мельника в центре Москвы. Здесь на тайные  поминки собрались его дети Кащ, Хамбилла и Наталья. Присутствует  Нотариус.

Кащ ( за столом говорит как бы сам с собой):

В столице умер Мельник,
Отчаянный процентщик,
Нашли отца в подъезде
Писательского дома,
В котором подбирал
Себе и нам
Престижные
Хоромы,
К Стене, естественно,
Поближе!
Охранник вдруг увидел,
Как пал отец…
Приехали, схватили,
Куда-то утащили
Людишки
В штатском труп.
Мы еле упросили
Отдать нам тело –
Ведь Мельник, это Мельник!
А те в ответ:
Мы папу вашего
Уже отпели
Снеся его за Стену
И в Чудов монастырь
Отдавши деду…

Хамбилла:

И деда  нашего призвали
Опять на службу…
Не устали
Терзать Замятну,
Повышая
В званиях так часто?

Кащ:

Да, каждые сто лет
Меняет
Он погоны
На старой рясе!
Жаль старика,
Все служит, служит,
А облаченья нового,
Как видно,
Он никогда не купит.
Такая, брат,
Печальная судьба
У старика!

Хамбилла:

Наш дед мечтает
Не рясу
Новую купить,
А Чудов монастырь
Там, за Стеной,
Опять поставить,
Однако, хитрецы все обещают,
Обещают
Так наградить Замятну
За его труды,
Но монастырь не ставят!
А разве старику
Легко было
Божественный обряд над сыном
Блудным совершить?
Сто дьяволов,
Наверняка, не меньше,
Посланники от Люцифера,
Держали за руки
Замятну,
Язык ему веревками
Вязали
И прутьями железными
Все ноги исстегали!
А он отпел
Нелепого процентщика,
Навеки грешника,
Пока те, в штатском,
Под гробом
В техподполье
Его  клады искали!
Все это отпеванье
Было  спектаклем,
Чтобы привлечь наследников,
Которые по дури указали б
Следы сокровищ
Люцифера!
Сестра наша Наталья
За всем за этим наблюдала
Из придела
Своими синими волшебными
Глазами,
Она и рассказала
Затем семье,
Как буйно проходил обряд…

Кащ:

Еще бы эти люди в штатском
У синеглазки - прокуратора узнали,
Куда зарыли клад,
Когда и кто и как!
Но эту взятку Люциферу
Им никогда не отыскать!
Я сам был против,
Чтоб ее давать
На нужды преисподней,
Однако, я всего лишь Кащ,
Не Нилка сын,
Как пращур наш –
Кащ Николаич
Неледзевский,
Потомок славного
Герба Правдиз.
Теперь, похоронив
Процентщика - жреца,
Наследство Мельника поделим,
За вычетом кладов подземных,
Два брата- мудреца
И всем красавицам красавица
Сестра!
Один пойдет под Стену,
Чтобы муку молоть,
Второй все сети мира
С собою заберет,
Он к  Нептуну пойдет,
К тому же –
Брат медведей –
Останется царем всех елей…

Нотариус:

Нельзя делить природу,
Испортится погода,
Не зная, кому
Должна служить.

Хамбилла:

Да, пусть целиком владеет
Полями и лесами,
Морями и горами,
А также небесами,
Снегами и дождями
Наша сестра
Наталья.
Она, с ее глазами,
Словно два блюда синих,
Давно уже влюбила
В себя богов над нами
И должность прокуратора,
Как - знаем, получила
От них за эту метку,
Конечно, не случайно.
Близка она к богам,
Я слышал, как их лекарь
Нашей маме
Торжественно поведал
Это,
Когда она рожала
Сестрицу,
А боги
Прощупали глазами
Утробу
Нашей мамы
И сходство с фараонами
Сильнейшее нашли
У будущей сестры!

Кащ:

Вот говорят,
Что абсолютна власть
Императора,
Поскольку только
Ниже Бога он,
Так как же мир дошел
До состояния такого
Власти,
Что на любой престол
Уж некого почти сажать,
А нужно императора искать
Врачам в больнице –
Иудеям!
А, впрочем, по-библейски
Это…

Наталья:

Ты прав,
За тысячу прекрасных лет
Правленья византийского
Из сотни с лишним василевсов
На Константиновском престоле
Лишь тридцать с малым
Умерли своею смертью,
А остальных убили
Или отправили в монахи!

 Хамбилла:

Тем непонятнее,
Как наши выживали
Сто тридцать лет,
В которые пришлось им  править?

Нотариус (задумчиво, листая документы):

Мифические Рюрик, Ольга,
Святослав, Рогнеда,
Владимир и царевна Анна?
А были ли  они?

Кащ (разглядывая нотариуса со спины):

Да, были, как сегодня – ты,
Но только каждого-то –
По два…
Недавно в гости
Ездил к ним,
Точнее – прилетал
На нашем личном самолете
В Киев.
Все также молоды, красивы,
Все также вертят миром!

Нотариус (улыбаясь):

Простите,
Возможно ли так запросто
Летать вам в Киев?
Как вас туда впустили?
И что за диво
В гостях быть у того,
Кто сгинул?
И «по два» –
Это для страховки?

Наталья:

Вы – новичок,
И мы бы вас прогнали,
Хотя вы угадали,
Что значит «по два».
Но папа вас
В душеприказчиках
Оставил,
Не знаю, почему.
Ну ладно, объясню:
Брат говорит
О путешествиях ночных
Его души,
Которая не знает
Преград,
Поэтому летает,
Куда ее глаза глядят.

Нотариус:

Но это из разряда сказок?
Никто еще не доказал
Существования перемещенья
Душ!

Наталья:

Но оно есть, и это просто.
Сейчас поймете.
Никто не может
Контролировать себя
Во время сна.
Поэтому не знает,
Где  был и что там делал.
Перемещается не весь,
Не целиком,
А только часть его,
Которая способна уходить.
К примеру – болезнь
Она стремится встретиться
С болезнями других людей.
Вы представляете себе,
Что за «красавцы»
Бродят по ночам
И тут и там,
Ужасные создания –
Увечья.
Представьте же:
Они влюбляются,
Потом приходят
На свиданья
И убегают от хозяев,
Конечно, принося им
Облегчение.
Вот почему, подчас
Вставая утром
Из постели,
Больные видят вдруг –
Они здоровы,
Не зная даже  -
Их болезнь
Ушла вслед за любимым
Просто!
Но есть еще пример
Перемещенья –
Ваше рождение
Под знаком льва,
Быка,
Собаки или крысы.
Последние особенно противны:
Они перемещаются в пространстве,
Стремясь к чужим телам,
Чтобы набраться
Сил,
Напившись чьей-то крови.
Поймать их невозможно,
Увидеть – тоже,
Укус почти что незаметен,
Всего лишь крошечная
Капля крови
Дает им силу и здоровье
На вечное перемещенье.

Нотариус (с заметным интересом):

А как же донор?
Ему что остается?

Наталья:

Умереть.
Но если крыса
Захочет сделать и его
Вампиром,
(То есть, она влюбилась),
Пить кровь
Будет из губ
И из груди под сердцем.
Тогда страдалец не умрет,
А лишь уйдет
Во время и в пространство.

Хамбилла:

Уйдут две крысы вместе,
Даже если умерший
Рожден был под
Великим знаком льва
Или медведя,
Он станет крысой
На тысячелетья.

Нотариус:

И это – образ вечной страсти,
Или – любви?
Картина все-таки ужасна!

Наталья:

Страсть – грешник
Окаянный,
Она сжирает жизнь
И оставляет лишь
Страданья
И облик мерзкий
От того, что было
Человеком
С его душой…
Сейчас включу вам песню,
Ее я записала в нашей клинике
По исправленью душ,
Послушайте.

(Включает диктофон в телефоне. Звучит печальная мелодия, кто-то хриплым измученным голосом поет):

Как странно : боль в груди  -
Урод,
Ужасный карлик
С черною личиной,
С когтями на руках
И с язвами в ушах,
Отец чей – страх,
А матерь – грязь,
И крылья – лишь обрывки перьев…
И то ли люди, то ли звери
Родили этого урода -
Такая страшная порода:
Ребенок подлости
И преступленья
Над мирным горлициным
Родом.
Теперь я воду пью
Из грязной лужи,
Стерво клюю,
Хотя нектар мне нужен,
Но недоступен-
Я не долечу
До сада яблоневого
В сказочном раю.
Господь, как всех,
Меня создал для рая,
А карлик – черный склизкий гад,
Рожденье дьявола и тленья,
Меня опустит в ад,
Не допустив к спасенью.

Нотариус (в тишине):

Говорят, сон разума
Рождает
Нам чудовищ,
Но, видимо,
Он выпускает их
На волю…

( В зале дворца Мельника воцаряется тягостное молчание. Присутствующие не смотрят друг на друга.)

Сцена вторая

В этом же зале дворца олигарха Мельника.  Наследники и нотариус возвращаются после короткого перерыва, рассаживаются в кресла за огромным столом. После обеда настроение у них заметно улучшилось.

Наталья ( к нотариусу):

Скажу вам по секрету,
Что основательнее всех
Контроль над жизнью
Держат сумасшедшие.
Не удивляйтесь –
Они не спят совсем
И ночью видят,
Как человека покидает
Его болезнь
И удаляется.
Они рассказывают всем,
Но им никто не верит.
А я поверила,
Когда услышала
Историю о глупом
Мальчике.
В деревне жил               
Безумный мальчик,
Деревне этой кличку дали –
Воронья Стая.
И жители здесь не скрывали,
Что множество безумцев
Нарожали,
Однако, планомерно
Детей своих уничтожали –
По большей части
Голодом.
Но этого мальчишку
Господь зачем-то жить оставил,
Да Бог всегда все знает,
Оспаривай иль не оспаривай
Его желания.
Отец решил оспаривать,
И с этой целью
Бил  беспощадно
Умом отсталого,
Его от дури всякой отучая.
Тот в дальний угол забивался,
От кулаков родителя спасался
И забывался,
Когда на всяком гадком
Рванье бумажном
Изображал постыдно
Голые тела
Мужчин и женщин Стаи
Воронья.
Постыдно белые
И в лучезарном обрамлении
Пушистых белых крыльев.
«Как это стыдно!» -
Воронье кричало,
Мальчишку из-под лавки доставало
И в руки исправителя-отца
Давало.
Тот бил и бил, и бил,
Пока уж не хватало сил-
Все силы голод истребил.
Он был здесь частым гостем
И смуту в Стаю приносил.
В другое время сына бы убил.
Однажды он его топил,
Не видя больше средств
Для исправленья
Безумного злодея.
Но тут из леса вышел Серафим-
Столичный гость
С тяжелым чем-то на спине
В мешке.
Расправу он остановил,
Отца подробно расспросил,
Поскольку сын был молчалив,         
Как все плохие…
Узнав, какое совершил злодейство
Мальчик сумасшедший,
Прохожий попросил отца
Отдать ему за деньги
Все до одной
Противные картинки.
Отец погнал безумного домой,
Пинком загнал
Его под лавку,
Чтобы все до одной
Картинки отыскал,
Потом отец их продавал
И очень торговался.
Прохожий Серафим не спорил,
Все деньги он отдал,
Картинки с голыми забрал
И сразу за порогом растворился.
Воронья Стая не дремала,
За торгом живо наблюдая,
Процент себе от суммы
Начисляла
За обнаженность, стыд и срам.
И, подсчитав, отцу делить
Все пополам сказала,
А чтоб не вздумал возразить,
Красноречиво кулаки чесала.
Потом делили деньги,
Потом купили выпивки
И колбасы,
Наевшись вволю,
До утра плясали.         
А сами прибыли считали
И многие одежду сняли
Показывая, кто красивее
И дороже в Стае.
Пошли покрасоваться
И к мальчишке,
Чтоб рассудил,
А тот опять на речку убежал
И разговаривал там с рыбой,
Которую рукой поймал.
На голых черных
Безумный мальчик 
Больше не смотрел,
И Стая поняла –
На рыбку променял
Деревню сумасшедший.
Задумалась: «Да будет ли
От рыбы толк,
На рыбу кто-нибудь
Придет,
Раскроет кошелек?»
И догадались черные вороны:
Мальчишке снова
Надо править мозг!
Отца безумца
Прямо попросили:
«Ты исправляй отсталого,
Добейся, чтобы
Рыбы были
Так исключительно красивы         
На картинках,
И мы бы столько колбасы купили,
Чтобы нам всем на век хватило!
Отец убогого
Повел в сарай,
Там бил и бил, и бил,
Безумного без жалости терзал,
А после весь увидел мир,
Как рыбы чудные красивы,
И ел, и ел, и ел
И любовался на картины!


Кащ:

Да… Как все вокруг
Несправедливо!
Хотя - красиво...
И почему же красота
Должна рождаться
От пинка?
То подтверждают нам века.

Нотариус (задумчиво):

Я вдруг подумал:
А если ото зла
Взошла
Христова вера?
Иосиф, отчим
Посторонний,
В голодные года
Мог так же
Приучать к работе
Чужого малого ребенка,
А в том рождалась
Доброта тогда
И вера в правду,
В красоту, в любовь,
Быть может,
В страшной боли
Впервые ему открылись
Те врата,
Куда опять от боли
В зрелые года
С креста
Забрал его родной отец?

Хамбилла:

Нотариус, да всем
Известно:
В мучениях рождалась вера,
Напрасно голову себе
Ломаешь!

Кащ (задумчиво):

 
Другую песню
Помню я,
Ее мне  спели соловьи
Тогда...

Хамбилла (подозрительно):

Когда?

Кащ:

Когда пра-пра-пра…

Хамбилла:

Покороче!

Кащ (мечтательно глядя на потолок, расписанный образами сказочных чудищ):

Когда любовь
Пришла к Рогнеде,
Распятой на глазах
Отца и братьев
Ужасным киевским врагом –
Владимиром,
Взращенным праведницею
Ольгой.

Нотариус:

Позвольте!
Ваш отец велел мне
Защищать
Достоинство семьи
От сотого  колена,
Поэтому я вынужден
Прервать
Двусмысленные сказки
И легенды
О Рогнеде!

Наталья:

Да ладно вам,
Одиннадцать веков
Все знают,
Что безумная любовь
Пришла
К этим двоим
Во время совершенья
Сколь страшного,
Столь мерзкого
Мужского преступленья.
Заметим: любовь
К Владимиру пришла
Еще задолго до крещенья,
И в этот самый миг
К нему сошел Господь!
Вот непонятное явленье…


Хамбилла:

Но, чтобы, наконец,
Явиться Богу,
Пришлось ему
Безжалостно
Покинуть
Одинокую жену,
Толкнув ее на преступленье,
А в жены взять
Царевну,
Чья мать  в трактире
Своей любовью торговала!

Кащ (задумчиво):

А, может, не случайно
Наши пра-пра
Оставили  истории ужасные –
Ведь о торговле дело!
Не только с болью,
С преступленьем -
Но и с торговлей в землю Рос
Пришла и истинная вера,
Открыла путь нам
К мировой торговле,
Спасла народу жизнь!
Те шлюхи в византийских кабаках
Были политики,
Они отлично знали:
Торговля выше
Всякой боли,
Она прогонит голод,
Но надо крепко
Деньги в кулаке держать
И хорошо считать,
Считать, считать,
Вот чем отлично
Занимался Мельник,
Который тоже тайну знал:
Любому королю,
Султану и царю
Всегда нужен торговец,
Который, не побрезгав,
Продаст товар любой,
И в том числе - любовь...

Нотариус:

Но если уложить
Подобные события
В наш уголовный кодекс,
То дело выйдет
Ой какое…
Смотрите сами:
Тут изнасилование,
В корыстных целях
И убийство,замечу -
Массовое,
Что весьма отягощает,
Затем - организация
Притонов
В общепите,
И проституция как повод
К большой наживе.

Кащ ( смеется):

Но такова
В тысячелетьях
Жизнь царей,
И очень трудное
Существование семей
Известных венценосцев,
Правление всех королей,
Как видим,
Попадает в уголовный кодекс,
Но  - в другом мире.


Нотариус ( с интересом):

В каком - в другом?


Наталья (с досадой и нетерпением):

Да в нашем!


Хамбилла (  к Кащу, явно недовольный выпадом нотариуса):

Так что там соловьи?

Кащ:

О, эти соловьи!
Известные наперсники
Масонов,
Обманщики, рабы
Любви!
И не случайно языки сих птиц
Употребляли знатоки
В масонских ложах…
А если волшебная свирель
Запрятана у них в груди,
А то и прямо в горле?
За счет чего
Так сладко голосят они?
Заметьте - то моя отгадка!
Вернемся к теме:
Мы чем же будем править
Рядом с Натальей -
Дорожными столбами?

Хамбилла:

Чудак,
Конечно же –
Людьми.
К тому ж в наследство
Несметные богатства
Нам, мудрецам, даны!

Кащ:

Но править
Можем мы,
Учти,
Лишь за пределами
Стены!
Поэтому дворцы
По эту сторону
Должны
Меж нами
Быть поделены
По справедливости!

Хамбилла:

Да, как всегда –
Прав ты.
Я забираю Дом Пашкова
И рядом танцевальный зал…

Кащ:

Гнездо масонов!
Да там чудес
Не счесть,
Бери любое –
Успех готов
Во всем!
А я какие булки буду печь?

Хамбилла:

Ты позабыл,
Что эти колдуны,
Живущие в ночи
Под куполом стеклянным
Против Стены,
Свирель волшебную
Давно уж потеряли,
И говорят -
Не помнят, где,
А без нее
Не слушается их
Теперь никто!
Любое чудо здесь-
Сейчас ничто,
Так что
Не придавай особого значенья
Ты моему владенью
Гнездом и колдовством.
Перемещаться буду я туда-сюда
Между домов известных,
Лишь чтобы дудку отыскать,
А без свирели,
Что бы мы там не пели,
Не будет это колдовать!
Брат, реальной ворожбою
Станешь обладать
В другом волшебном месте:
Ты клинику себе возьмешь
По исправлению и пересадке душ,
Сестра тебе
Их столько подошлет,
Что не сочтешь –
Такой доход
Себе берешь!

Кащ:

Я чувствую подвох:
Яснее объясни -
Тут что в виду имеешь ты?

Наталья:

Я объясню сама.
Послушай, брат,
Давно мы правим
Этой Северной страной,
Нет конкурентов правящему дому
С тех пор,
Как ты, Кащ,
Дмитрию Донскому
Помог на знаменитом поле
Язычников пресечь!
Потомок твой
С достоинством занял престол,
Стал первым императором
В стране медведей,
Однако же сыны Хамбиллы
Решили
Победу присудить себе.
Потомка твоего убили
И в рот ему
Волшебную свирель вложили,
Чтобы века свистел он Азраилу
И призывал Армагеддон!
Но вот сыны объединились,
Потомки общие явились-
Мы,
Уж пятое столетье
Правим,
Но ждем беды
Мы постоянно
От этой дудки окаянной,
Которую враги украли
И где-то в поле закопали,
А кто найдет –
Тот Люцифера призовет,
Разрушит все
И станет править!

Нотариус (озабоченно)

Так было  все
При коммунистах!
Или забыли?

Хамбилла:

А, эти коммунисты!
Такие ловкие
Эквилибристы,
Вчера еще – марксисты,
Сегодня – верные троцкисты,
Торговцы в лавках
Хамелеоновского
Своего порока –
Райкомах и обкомах-
Всем, чем только можно:
Мозгами и телами,
Должностями,
Соболями,
Идеями о равноправии,
Купцы от первого рожденья –
От Фридриха Великого и  Первого,
Его наследники!
Незримо Карлу Марксу
Германский император
Дал завет,
Через жену
Тот выполнил обет,
И вот, пожалуйста,
Разрушили страну,
Да не одну…

Наталья:

Но от кого-то
Должны были начаться
Коммунисты!
Великий Фридрих
Заложил основы
Разрушения
Врагов,
Не думая,
Что распадется
И его империя.

Хамбилла:

Не думал он еще
О том,
Что создает театр теней -
Такой их дом,
В который будет наяву
Доступен вход и выход,
Возьмите нашу вы Россию:
Народ, как привидение,
Туда-сюда заходит
И выходит:
В СССР – обратно,
Обратно – в СССР.
Где это было видано,
Когда?
Театр теней –
Словно загробный мир
Теперь
У нас,
Или на самом деле?
Разберись…
И как в загробном мире
Дудку отыскать?

Кащ:

Так, значит,
Только в дудке этой дело?
Если найти волшебную
Свирель,
Для нас
Наступит вечный красный день?

Наталья:

Вопрос стоит вот так –
Кто первый чудо-дудочку найдет?
Наш близкий человек,
Или наш враг?

Кащ:

А как
Нам угадать –
Кто друг, кто враг?

Наталья:

Ну ты чудак!
Приметы есть,
Которые династия
Несет, оберегая,
На себе
Десятки тысяч лет.
Они и подтверждают
Богов признание…

Кащ:

Каких богов?

Хамбилла:

Не этих (показывает наверх)-
Тех (показывает вниз)!

Кащ:

К которым поселился
Мельник,
Наш отец?

Наталья:

Ну скажете вы оба!
«Туда» он поздороваться ходил,
Пока стояли мы у гроба
Закрытого
Среди могил,
И нас охранник сторожил,
Прикидываясь рудокопом,
А сам следил
За крышкой домовины,
Чтобы тайком ее из нас
Никто не вскрыл!

Кащ (почесывая задумчиво нос):

И мы не вскрыли!

Хамбилла:

Послушная родня!
Хотя
Мне стоило раз дунуть,
Плюнуть,
Охранник сразу б улетел
В заморские края!
Оттуда вчера
Их столько
Прибыло сюда!
Вот тряска-то
Случилась
На мировом шпионском поле…

Наталья:

Да это  зря
Затеяла там тетушка моя,
Так любит она спорить!
Больна теперь старушка
Не на шутку,
И тридцать три богатыря
Снесут ее, в конце концов,
В психушку!
Не подставляла бы себя.
Переполох в разведке
Не поможет
Скрыть то, чего все ищут
Тут и там,
Хоть трижды разбегутся по домам –
Всегда кого-то
За себя оставят
И будут продолжать
Друг друга охмурять.

Кащ:

Волшебную свирель
Они ведь тоже ищут?
И Мельник нас покинул
В такой недобрый час,
Быть может,
Ушел  следы он путать
В Украине?

Наталья:

Но если так -
Откуда он пришел,
Туда ушел,
Ты успокойся, милый!
Нам главное –
Пусть викинги
Не сыщут волшебную свирель!
А дудку эту откопать
Они мечтают каждый день…

Хамбилла:

Найдут и дунут –
Тогда что будет?

Наталья:

Не будет ничего:
Тысячелетний Север
Без медведей.
Поэтому, ты, Кащ,
Немедленно найди
Себе невесту,
Затем женись!
Не здесь, конечно,
Хотя бы в Гессенской земле,
Хотя и край Европы –
Но все же,
Поблизости к родне!

Кащ ( с отчаянием оглядываясь на смеющегося Хамбиллу):

Ты знаешь же, сестра,
Что я люблю тебя,
К тому же, мне – семьсот
С хвостом,
Давно прозвали тут
Меня  Кащеем,
Хотя бессмертным,
Но кто
Из девушек,
Пусть даже польских,
Придет посвататься ко мне?

Наталья:

Брат, ты не бойся,
Тебя мы приведем
В такой порядок,
Что лишь появишься
В Домах Европы,
Невесты будут падать
От восторга.
Конечно – семь веков –
Довольно много,
Но для бессмертного правления
Нет ни одного запретного порога!
Про братскую любовь ко мне
Забудь –
Ведь все равно ты будешь
Обольщать сестру,
Другую,
Но все-таки родню.
Уже мы подобрали
Партию тебе для брака,
Со всеми признаками
Фараоновых примет…

Кащ:

Тогда она – амфибия,
У нее жабры!
И чешуя на голове!
Ты думаешь, приметы
Царские не знаю?
Какие будут дети,
Догадайся!

Наталья:

Какие-никакие – будут!
Генетику почистим
У зародыша,
И красоту получишь…

Хамбилла (посерьезнев):

С генетикой шутить
Опасно –
Приметы наши
Можно истребить,
Тогда конец наследнику,
Объявлен будет он
Бастардом
Без прав наследства
Трона!

Наталья:

Да я сама бываю против,
Когда принцессы просят
Почистить их младенцев
Еще у них в утробе.
Я долго объясняю им,
Что все пороки,
Что в Книге наших царствий
Учтены,
Ценны,
И только лишь они
Права дают наследовать
Престолы.
Безумие и колченогость,
Большие родинки,
И руки не одной длины,
Раскосые глаза,
Чешуйчатая голова
И жабры за ушами –
Все это боги нам послали,
Чтобы приметы эти
Мы несли,
Храня тысячелетия!
По всему свету
Иудейские врачи
При родах женщин
Осматривают тщательно
Младенцев,
И если есть приметы,
То продают известие
Агентам
Спецслужб,
Те пишут нам –
За  деньги.
Мы в нашу клинику
Берем бумаги эти.
Я приглашаю всех,
Пойдем туда,
Там очень интересно!

Сцена третья

Московская экспериментальная клиника по исправлению и пересадке душ. Дети Мельника и нотариус осматривают палаты.

Наталья (Кащу):

Вот этот бизнес
Мы тебе теперь доверим…
Но здесь есть отделение-
Особое –
Перемещение
Название его.

Кащ:

Перемещают
Там кого?
Преступников,
Наверное, скрывают,
Им делая красивое лицо?
Приемы эти знаю!

Наталья:

И ничего-то ты не знаешь!
Мы души после исправления
Перемещаем…

Кащ:

О психах говоришь?
Там – отделение
Для психбольных!
Еще не лучше…

Наталья:

Ты послушай.
Мы принимаем души!
Потом здесь исправляем,
Лечим, выпрямляем
И отправляем…

Кащ:

Что, настоящие?
Вот посмотреть бы!

Наталья (смущенно):

Еще насмотришься…

Хамбилла:

Я видел.
Будешь ты не рад.

Кащ (заинтересованно):

А почему?

Наталья:

Да это, милый, ад!
А ты не понял, брат?
Мы принимаем страждущие души,
Которые сюда нам
Отправляет Всемогущий,
Они при жизни
Их дурного тела
Так были искалечены,
Что это
Лишь месиво теперь:
Кто в дырках, кто с рогами,
Кто с лишаями
И с угрями,
Какая в крапинку гноится,
Какая без мозгов совсем,
Но веселится
И бегает на тонких ножках…
Ловить их –
Наш удел.

Кащ (угрюмо):

А если не успел?

Наталья:

Тогда – беда!
Почти погибшая душа
Бежит к роженицам
И, затаившись,
Мгновенья
Ждет рожденья
И тут спешит вселиться
В девчоночку
Или в мальчишку,
Чтобы расположиться
В теле чистом,
И эта тать погубит
Невинное дитя
И мать…

Кащ:

Да как же вы решились
Расположить в своей
Больнице
Такие отделенья рядом?
Рожениц – вместе с адом!

Наталья:

Не мы придумали,
Так нам велел
Всевышний.
Его распоряжение
Мы выполнили
Без своего соображения.
Где роды – там и ад!

Хамбилла (тяжело вздыхая):

Везде, всегда
По жизни так,
Сам знаешь это, брат!
Грехи земные…
И будешь заниматься
Ловлей грешных душ,
Привязывать веревками
В палате,
Пока не вылечишь их,
Сколько надо,
Вот такова твоя задача!
Тебе придется взяться…


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена первая

В клинике по исправлению и перемещению душ в коридоре у окна беседуют Наталья и Кащ.

Наталья (Кащу):

Я влюблена!

Кащ:

Как будто в первый раз!
В кого сейчас?
Надеюсь, не в Аллаха?

Наталья:

Рядом…
В красивого араба!

Кащ:

Ну так бери его себе,
Арабы будут рады –
Ведь мы богаче их
Стократно.

Наталья:

Как взять того, чей прах
Давно истлел
И даже нет могилы?

Кащ ( испуганно):

Тебя постиг удел
Вампирши?
То-то смотрю я,
Когти отрастила!

Наталья:

Признаюсь со стыдом:
Люблю Хозрев-Мирзу я,
Которого любил весь
Петербург,
Когда привез он
В искупление
Убийства Грибоедова
Для нашего пра-пра…
Расписанный алмаз.

Кащ:

Расписанный арабской «вязью»,
Помню я.
Но ведь его убил
Его же брат…

Наталья:

Нет, только выколол
Его прекрасные глаза.
Тогда же и душа
Его померкла
И стала блеклой
И покорной.

Кащ:

Уж не чета
Он нашему пра-пра-пра-пра…
Василию,
Который втёмную,
Врагами ослепленный,
Правил получше,
Чем иные –
И целых тридцать лет!
Вот это русский дед,
А не персидский –
Отличие тут сразу видно!

Наталья (невозмутимо):

Душа Хозрев - Мирзы
Теперь со мной,
Здесь, в нашей клинике,
Привязана к кровати,
Я стерегу ее и день, и ночь,
Чтобы кому из наших
Даром не досталась,
Потом за ней гоняйся!
И, знаешь, Кащ,
Работаю я над душой
Очаровательного перса,
Вот- вот она прозреет,
Свой страх, конечно, одолеет,
Но нужно тело ей найти -
В командировку отпусти,
Я полетаю тут и там,
По европейским по дворам,
Найду ей примененье,
Тогда осуществятся
Его волшебные виденья
Принца о престоле
В Персии.
Пойдем, я покажу ее тебе
И даже дам послушать,
Как она поет…

Кащ (в сторону):

Да ей бы лучше в гроб,
А ты тут песни слушай
Вампира для вампирши,
Еще и в собственную
Душу западет…

Наталья останавливается  рядом с кроватью, на которой лежит совершенно голая душа Хозрев - Мирзы, привязанная  толстыми веревками  за руки и за ноги к спинкам. Она лежит с закрытыми глазами и улыбается.

Наталья:

Открой глаза и пой.
От этого зависит твой покой,
И, может быть,
Тебя отвяжут.
Пой!

Душа Хозрев - Мирзы (тихо поет на мотив старинной восточной песни):

Войди в мои дворцы
Любви,
В стране чудесной
Снов и чувств,
Которую построил я
И утопил
В гортензиях,
Цветущих счастьем,
В этих дворцах
Все двери нараспашку
В предчувствии твоих шагов,
Как на перронах
Отъезжающих вокзалов…
Ты не пришла!
И тем дала
Немного времени
Мне,
Чтобы я мог незримо
Попрощаться
С поездами
На перроне
Несбывшихся
Счастливых ожиданий!

Наталья  (к Кащу):

Ты слышал?

Кащ (вздохнув):

Спер, видимо,
У наших страждущих
Тут песнопевцев,
Или Хайяма перепел,
Омара,
Или неправ я?

Наталья:

Свои он сочиняет песни,
Учти, в таком вот
Состоянии и в страшном месте.
Изнемогаю от любви
К прекрасной этой я душе!
Тебе теперь понятно,
Почему?
Так отпускаешь? – я уже лечу!

Кащ (глядя вслед растворившейся фигуре сестры):

Лети…
Куда ты только прилетишь?

(К душе Хозрев - Мирзы)

Не отвяжу,
Боюсь, сбежишь.
Я никогда не верил персам,
Они – злодеи,
Нам говорил так Мельник,
Уж прости.
И что ты про любовь
Там мелешь?
Все знают, как в Питере
В бордель ходил,
Надевши наш мундир,
Конечно, офицерский.
Колись, братан,
Кого осеменил
В публичном доме?
Может, потомкам
Душу отдадим?

Душа Хозрев - Мизы (открывает прекрасные влажные карие глаза, Кащ быстро отводит взгляд и незаметно крестится):

Здесь души сильно бьют,
Ты не вяжи меня так крепко,
Мне больно, но я скажу:
Ты намекаешь
На мое родство
С потомком проститутки?
Ну и что?
Ведь ты – не лондонский маньяк
Из королевского дворца,
Который резал проституток
На улицах в ночи?
Он совершал обряд,
Он жертву приносил богам
За то ужасное родство,
Которое ему дали проститутки
Из трактира,
Надевшие затем корону
В Византии.
Мы все родня бордельным
Барышням,
Поэтому и тянет нас туда
Еженедельно.
Царевна Анна кем была,
Чьей дочерью?
А ваш пра-пра…
Жизнь целой армии давал
За брак с царевной,
Вот так!

Кащ:

Но она не родила,
Нет у нее наследников
Трактирных
В России.
Остался образ,
Ну, освятили…
Священники, они такие,
В политике
Бегут быстрее всех,
Потом прилюдно каются
На паперти.
Но мы истории уроки
Заучили и знаем:
Грязное потомство –
«Слабый пол» при троне –
Всегда причину для себя
Найдет,
Чтобы позвать к себе Атиллу
Для «освобождения»,
На деле –
Уничтожить государство.
Так было с варварами
В Риме,
Когда образовалась Византия,
Так и сейчас в Европе
Женщины при троне
Зовут к себе
«Спасителей» с Востока,
Одним из них, я вижу,
Быть ты хочешь?

(Проверяет, крепко ли  привязаны веревки к спинкам кровати)

А, впрочем, милый,
Тут не рай,
И исповедоваться
Душам здесь нельзя,
Так что держи в себе
Свою волшебную свирель!

(Кащ изумленно смотрит на душу Хозрев-Мирзы)

Что это я сейчас сказал?
Зачем я произнес
Заветные слова?
Ты мне их подсказал?

Душа Хозрев-Мирзы:

Любовь, наверное,
Которую услышал ты
В волшебном пении…

(Тихо поет)


Мир смотрит на меня,
И мир не понимает,
Что я – король
И я им управляю!

Мир смотрит на меня,
И мир не понимает,
Что в маске так прекрасен я,
И я сознанием его играю…

Как солнца луч,
Я души обжигаю,
И в преисподнюю я каждую
С любовью забираю!

Но вы по-прежнему
Учите меня жить,
Любить, творить,
Даю вам это право!

Поскольку ж  говорить
Со мной конкретно
Ни пристало:
Король ведь я, а  вы не короли,

То говорите с призраком,
Уж так и быть!
Я посмеюсь в кромешной
Темноте,
Чтобы не видеть красоты

Своей,
Не верили бы ей,
Она меня достала, а вас обманет!
Но хоть один из вас

Протянет руку
К ней на пьедестале,
Которой мысленно
Меня в ночи ласкает,

И из которой ни один
Меня не отпускает
И на час?
Да что творится
В головах у вас?

Вас красота совсем погубит.
На пьедестале голым я стоял,
А вы восторженно мне
Поклонялись,

Не стесняясь, -
Костюмчик креативный обсуждали…
В коричневой рубашке
Красовался, намекая…

Все – мимо глаз
И мимо пониманья!
И вот беру за души
Миллионы вас
Я, совершенный, голыми руками!

Глаза мои пусты,
Давно ослеплены они
Родным нелепым братом,
Который испугался красоты
Очей моих крылатых
И той людской любви,
Которая на трон сажает,
Глазницы же мои
Заполнили в века
Совсем иные зеркала
Из драгоценного агата!



Кащ:

А песню кто напел,
Кто сочинил?

Душа Хозрев-Мирзы:

Конечно, соловьи!

Кащ (качая горестно головой):

Я так и знал:
Они!
Шпионы в клинике
Свои приборы
Подключили
К реанимации,
Наталью надо бы вернуть,
Иначе быть международному
Скандалу!
Ах, провокаторы-масоны соловьи,
Готовы вы всех обмануть!



(Быстро уходит. Душа Хозрев-Мирзы продожает тихо петь. Ей тихо подпевают души в соседних палатах. Слышится звук  флейты, которая выводит волшебную масонскую мелодию Моцарта. Кащ на мгновенье останавливается и затем спешит на звук флейты).


Сцена третья

Реанимационная палата, где на кровати привязана женская душа. Рядом лежит душа Хозрев-Мирзы. Они вдвоем тихо напевают под звуки невидимой флейты. Быстро входит Кащ и замирает в изумлении.

Кащ (кричит):

Сюда, ко мне
Все санитары!
Да как тут разболталась
Дисциплина!
Лежат все, как хотят,
Не спят,
Еще и распевают гимны!

(Входят санитары и останавливаются посередине палаты)

Кащ:

Ну что стоите?
Уносите…

Первый санитар:

Кого?
Она особый пациент,
Ее нельзя нам трогать…

Кащ:

Да не ее,
Того, кто там разлегся рядом,
Пустоглазый…

Второй санитар:

Да никого здесь больше нет,
Хотите –
Подойдите,
Потрогайте все сами.

Кащ:

Игра такая?
Или затеяли
Вы заговор,
Ну я узнаю!
Идите по делам,
Сам разберусь,
И, кстати,
На флейте кто играет?

Первый санитар (угрюмо)

Какая-то нелепая душа,
Ребенка, что ли,
В подсобке
Душу всем мотает
И день, и ночь,
Хотя бы  флейту
Вы у него отняли!

Второй санитар (поправляет):

Изъяли
Этот  запрещенный
Инструмент,
Или наушники нам дали…

Кащ:

Задам, задам вам всем!

(Санитары уходят, Кащ подходит к кровати)

Кащ:

Ну, парочка лукумов,
Колитесь,
Что задумали?
Сбежать,
Или – теракт?
Вы думали,
Семисотлетний Кащ
Вроде Мирзы ослеп?
Меня никто еще не
Ослеплял,
Не оскоплял
Не резал!
И пулю в грудь не посылал,
Вас, душенька Перовская,
Я издали узнал,
Решили у моей сестры
Втихушку
Украсть ее любовь?
А вы, Мирза,
Вы – как всегда
Дешевенький повеса,
Сестра
Моя глупа,
Но в гневе так ужасна,
Что лучше бы вам улететь
Вдвоем и сразу,
Для вас же будет безопасней!

Душа Хозрев-Мирзы (невозмутимо глядя агатовыми влажными глазами на Каща, который тут же отводит взгляд и крестится):

Ваша сестра
Сегодня ищет тело
Для меня,
Моя душа
Ей не нужна,
Мои глаза –
Вот что ее задело.
Мой брат –
Вот кто дурак –
Не смог вашу сестрицу
Обыграть,
Она вернула мне глаза,
О, как теперь прозрел я!

Кащ (подозрительно):

На что ж теперь
Направлен
Агатовый твой взгляд?
Поведай!

Душа Хозрев-Мирзы (вкрадчиво):

Я предложить хочу тебе
Переписать одну историю,
Я расскажу прямо вот здесь,
А ты запишешь на смартфон
И передашь все в Сеть,
Возможно, завтра же
Прославишься!

Кащ (усмехаясь):

Сюда проникли
Англичане,
Мирза, тебя опять
На что-то совратили,
Ну, признавайся!
А то ведь отниму я глазки…

Душа Софья Перовской (хрипло):

Он скажет правду,
Я ручаюсь!

Кащ ( улыбаясь):

А вы, я вижу, спелись!
Хотя… как не поверить
Нашей Жанне д*Арк?
Спасительнице
Русского престола,
Но знаем мы про вас и так
Довольно,
Чтобы могли добавить
Вы секретов,
Которые, как уши у осла, торчат
По всему свету?

Душа Хозрев-Мирзы:

Да дело не в секретах,
А в моих глазах,
За что лишился света я?
За то, что доверялся
Твоему прадеду,
Как тот, который мучил
Мой народ
Ради какой-то малолетки…

Кащ (разгневанно):

Остановись!
Ни слова!
Зашел ты слишком далеко
С английским юмором,
Зову я санитаров –
Будет больно!

Душа Софьи Перовской (хрипло):

Да знаем, будут бить,
Потом душить,
Потом разверзнут пол
И бросят вниз,
Потом польют водою
Ледяной…
Мы много раз здесь
Это проходили…

Душа Хозрев-Мирзы:

И закалились!

Кащ (наклоняется над душами, к  Хозреву-Мирзе, протягивая руку):

Глаза давай!

Душа Хозрев-Мирзы (протягивая Кащу два черных агата):

Мне этих камушков
Не жалко,
Берите!
Без них я вижу
Глазницами пустыми,
Ведь я – душа,
Вы это позабыли?

Кащ (пряча камешки в карман пиджака):

Мы все здесь души,
Но ты, послушный,
Лежишь в реанимации,
В палате этой душной
У меня,
А не я
В Тебризе у тебя!

(помолчав)

Ну ладно, говори про деда,
Только, давай, без сленга
С украинских сайтов,
Ладно?
А то уж прямо  – малолетки…
В истории грузинская Нино,
Пра-правнучка царя
Ираклия Второго,
Осталась тоже кем-то
Вроде Жанны д*Арк

(Душа Софьи Перовской хрипит и синеет)

Строку какую написала
На могильном камне!

Душа Хозрев-Мирзы:

Ребенок
В ее шестнадцать лет,
Замученная родами,
Двумя смертями,
Чего-то там писала?
А дядя для чего – поэт,
А царь ваш Николай,
Который на поэзию был падок?
Они и написали
Про любовь,
Чтобы на камне оправдать
Потерю Персией другого камня –
Волшебного алмаза «Шах».
А Грибоедова потом оклеветали –
Сам виноват,
Служил врагам персидского султана,
Создал с их помощью,
Как это сейчас сказали б …

Душа Софьи Перовской (хрипит):

Да группировку - ОПГ

Душа Хозрев-Мирзы:

Меня ж, того, кто камень
Императору привез,
Так страшно наказали,
Хотя вначале показали
Петербургу
Чудо –
Красивого персидского мужчину,
В которого влюбились
Все дамы Петербурга!
Ах, если бы мне знать,
Что и в России
Нельзя красивей
Быть царя!
Судьба моя
Была печально решена
Тогда,
Когда столичная толпа
Автограф у меня просила…
Наверное, великий русский царь
Вдруг посчитал:
В далекой Персии
Его мой дед переиграл,
Хотя войну он проиграл,
Но красотой персидской
Испортил настроенье
Императору!
Так я лишился зрения,
Едва вернувшись в Персию.
Мой старший брат
Мне выколол глаза,
А победитель Николай
Высокомерно промолчал,
Когда узнал…

Душа Софьи Перовской (хрипло, еле слышно):

Да и меня повесили,
Хотя Росси я династию
Спасла,
Но, правда, ненадолго,
Романовы  смертями
Свою же жизнь попрали.

Душа Хозрев-Мирзы:

Отправишь в Сеть
То, что мы тебе сказали?

Кащ (задумчиво):

Уж больно прытки вы,
А не масонские поют тут
Соловьи
Из Букингемского отеля?
Пойду-ка, посмотрю
На флейту
И на того, кто эти трели
Рассыпает
По клинике,
Где души исправляют…
А если не узнаю,
Какой же я тогда хозяин?
Хозрев-Мирза, иди в свою кровать
И притворись привязанным!

Душа Хозрев-Мирзы (грустно, поднимаясь):

Да разве можно
Душу привязать?
Привыкли вы
К своим языческим богам,
Которые сулили вам
Болезни ваши
Ловко отдавать зверям,
Деревьям,
Рекам и морям
На полноправное владенье,
И до сих пор вы в это верите!
Хотя ваш новый Бог
Вам вашу душу показал,
Которая владычица
Болезней,
Несет их, словно талисман
К своей победе!
И в этой вере
Нельзя никак
На волю
Душу отпускать,
Кому-то отдавать,
Перемещать
И продавать,
Увечить,
Убивать!

Душа Софьи Перовской (хрипит вслед душе Хозрев-Мирзы):

Слова твои –
Да Богу в уши!
Но мы – в аду,
Здесь нас никто не слушает
И продолжают исправлять!
Просила телефон у санитаров,
Они же только посмеялись
И рассказали,
Что можно позвонить
Отсюда к Богу в канцелярию,
Но он настолько занят,
Что исповеди ада доверяет
Своим секретарям,
А эти шутники
Сигналы отключают,
Как только мы заговорим,
И наши исповеди
Сразу же позорно зависают
В Сети,
Где их читают,
Кто только пожелает –
Как вымысел…

Душа Хозрев-Мирзы:

Могли бы мы собрать
Присутствующих тут
На бурную дискуссию,
А, Кащ?


Кащ (отмахиваясь):

Не философствуй тут,
Прошел уж курс у террористов?
Всем – спать!
И вот что – не забудь
Надеть халат,
А то шатаешься по коридорам
Голый!
Кончай мне души соблазнять!


Сцена четвертая.

Кащ идет по длинному коридору клиники, прислушиваясь к звукам, которые раздаются из палат. За одной из дверей слышится  тихая грустная песня. Кащ входит в палату. На кровати сидит душа лорда Байрона и раскачивается,  держась за больную ногу.

Кащ:

И вы тут, сэр!
Какой недуг вас одолел
Помимо обожанья женщин?

Душа Байрона:

Нога болит,
Избили
За слова…

Кащ:

И за какие
Слова вас так избили?
Хотя, лукавите вы,
Как всегда.
От слов страдает голова,
А не нога,
К тому ж она –
Ваш недуг
Прирожденный,
Свидетельство
Высокого происхожденья.

Душа Байрона:

Не за мои слова,
А за чужие –
Я только повторял
За старым эфиопом
Песню,
Хотел запомнить,
Чтобы записать,
Потом допел бы…

Кащ:

Какой тут эфиоп
И что же может напевать,
Чтобы могли вы трепетать
Даже под плетью санитара?

Душа Байрона:

Послушайте вы сами –
За стеной
Поет какой-то эфиоп.
Что, слышите? Ну вот…

Кащ подходит к стене и прислушивается. Из соседней палаты доносится заунывное старческое пение:

Звезда указала на Север
И выбрала сына Ганна,
Князь понял – туда он поедет,
Где ветер дым горестный стелет,
Соленая кровь человечья
Волков заставляет дрожать.
Рок тяжкий не даст им сбежать,
Поведал волшебник Абеба,
Когда на совете старейшин
Амхара пытались пути показать
И князю, и сыну к спасенью.
Звезда указала на Север,
К лесам, где песок и холодный, и белый,
Где петь невозможно устам,
Там губы от горя и страха чернеют,
Там принц замолчит,
Словно каменный храм.
Заплакал князь  Аксум,
Он обнял крепко сына,
Сказал на древнем языке гезэ
Старейшинам амхара:
Звезда нам светит голубая,
Но воля ее –знаю – злая,
Она язык наш отнимает,
И заклинанья отбирает,
Чтобы отдать другому племени
И обездолить нас, амхара!
Противиться мы не имеем права –
Таков приказ богов,
Они приносят жертву белым людям
Моим прекрасным сыном,
Который понесет в далекую страну
Наполненную кровью, черным дымом,
Мелодию волшебной нашей дудки!
Не знаем мы, зачем,
Но мы  богам послушны!
Я сына отдаю!

Кащ:

И этот – про волшебную
Свирель!
Да что же за больница –
Любую лишь откроешь дверь,
За каждой – запрещенные куплеты
Про нашу флейту!
Ладно, я загляну и к эфиопу,
Но, милый Байрон,
Зачем опять помчались вы
Спасать Элладу?
Неправду
Вам молодость шептала
В больное ухо,
А вы поверили…
Как жаль нам, право!
В чем сила королей,
А также их коллег-
Султанов,
Увы,
Не вы
Узнали
Поэтому опять вы, Байрон,
Не спасли Элладу!
Два раза кряду…
Теперь  куда
Корабль ваш поплывет -
В пески, османов
Готикой прельщать?
А, может быть, обратно –
Смущать экзотикой  Европу,
Или – тех и других соединять?

Душа Байрона:

Второй и третий раз – не я!
С меня содрали маску силой,
И даже копиисты
Стащили из могилы
Мои заветные останки.
Копируют меня в Элладе
Ну совершенно беспощадно!
А я совсем другой…

Кащ:

Да это всем понятно:
Теперь вы – Дон Кихот –
Занятно!
Европа-Дульсинея ждет,
Однако,
Но вас ли? –
Вот вопрос.
Да не отведать бы вам яду
На подмостках
И под новой маской,
Милый Байрон.
Как в Элладе!
Так что нет смысла притворяться
И сбегать
Из клиники.
Приказываю – спать!
А это что?

(Вытаскивает из-под подушки дорогие лайковые перчатки)

Кто роскошь разрешил припрятать?
Хотя желание понятно:
Так по лицу
Хулителей хлестать приятно!
И, главное –  опрятно,
Не прикасаясь к ним холеными руками,
Однако,
Жаль, что непонятно
За стенкою иные говорят
Про черные потоки рек.
Ох, эти искусительные
Речи
На подмостках сцены,
Перетекающие в реки!
Не всем актерам быть друзьями,
Но все враги – актеры,
И громко восхищаясь вами,
Перчатки на волнах морских поймали!
Талант они хотят ценить у мертвых:
Так он дороже.


(Душа Байрона запахивает на груди серый халат, послушно ложится на кровать и шепчет вслед Кащу)

Душа Байрона:

Ну хорошо,
Не Байрон я, другой,
Только не бейте!

Кащ (услышав, возвращается и наклоняется над бунтующей душой  Байрона):

Да, вы не Байрон –
Очень верю,
Особенно рука рабовладельца
Откровенна
(Как вспомню ваше я поместье,
Еще - если за рабство
Принимать любви покорность
Женщин).
Но внешность, внешность!
Корабль ваш утонул,
Враги-искусные актеры
Стрелы натерли
Маслом
И – вот, пожалуйста:
Пред вами Тициан,
Конечно, отдыхает!
Коварство и обман…
Но многие поверят
Этой сцене!
Какие чудеса?
Ведь тут – тройной капкан!
Какой вы Себастьян,
Танцующий под звуки
Голубой свирели?
Вы христианство так пропели…

Душа Байрона (шепчет в изнеможении):

Вы победили,
Вы – Себастьян,
Храните веру,
Я… благодарна вам!

Кащ (изумленно):

За что?

Душа Байрона:

За откровенье!
Пусть мне никто теперь не верит.

Кащ (усмехнувшись):

Поэтому как женщина
Вы спели?






Сцена пятая.

Кладовая клиники по исправлению душ. Кащ некоторое время стоит перед дверью и слушает игру флейты. Потом осторожно открывает дверь. На полу сидит ребенок и играет на рожке. Кащ подходит, внимательно прислушивается к мелодии и смотрит на старинный резной рожок.

Кащ ( сам себе, тихо, чтобы не испугать ребенка):

Прекрасная картина,
Когда бы не было
Гвоздя тут рядом
С унитазом.
Зарежется еще раз
Невинное дитя,
А мне потом и отвечай!

(Наклоняется и поднимает острый гвоздь)

Давай, давай,
Ты гвоздик-то отдай!
А сам играй, играй…
Какие трели!
Неужто эта дудка
И есть та самая
Волшебная свирель,
На самом деле?
Черна и неказиста,
Кажется, стадо коров
Подманивать
Она годится-
Не Моцарта играть,
Но вот – играет!
Как бы ее забрать,
Расшифровать
И спрятать?
Но нет!
Не хочется ребенка обижать,
Эта невинная душа
Так плачет.
Дитя!
За что ты пострадал?
За то, что славный род
Продлял
Царей московских,
Готовых
Опозоренный,
Продавшийся Константинополь
Возродить в России
Третьим Римом!
Тебя мы подменили,
Смоленск Европе обещали,
Но слово не сдержали
Ни раз, ни два, ни три…
Династию-то поменяли
В России,
Идея же жива поныне,
Ты жизнью заплатил, дитя,
За этот геополитический
Обман,
Которого от нас – Каща с Хамбиллой –
Ни здесь, ни там не ожидали!
Пойдем, я отведу тебя
В твои хоромы,
Спи, ни о чем не беспокоясь,
Ты отомщен в веках,
Жаль только,
Что двойника
С рукой короткой
(А он наш брат)
Убили так жестоко
И надругались зря!

(Берет ребенка за руку и выводит его в коридор. Зовет санитаров, они спешат навстречу)

Кащ:

Опять я вижу беспорядок:
Чьи дети тут у вас гуляют
Без присмотра?
Где няньки, мамки
И медсестры?
Берите малыша, ведите
В его палаты,
Усыпите,
Чтобы спокойнее дышал
И не играл
С рожком коровьим постоянно,
Не возбуждал бы души те,
Кому без пользы волноваться!
И что он за мелодию играет?
Рожок не отнимайте,
Но музыку сегодня поменяйте!

(Тихо – себе)

Напрасно пусть не искушает,
Здесь итальянцы пролетают
И залетают,
Услышат – Ватикану донесут,
Толпой оттуда прибегут
Сюда,
Палаты все займут,
Дитя по-сицилийски украдут,
Ищи тогда
Ребенка и идею!
Меня же в наказание
К послу в Варшаву
Секретарем сошлют!
Б-р-р, вот этого мне не хватало!
Я не люблю Варшаву…



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ



Сцена первая.

              Палата реанимации. На кровати лежит умирающий пациент. Он избит и сильно изможден. На голове почти не осталось волос – они выдраны с корнями, и кожа на черепе кровоточит и запеклась твердой коркой. Кожа на  пальцах рук содрана, некоторые ногти отсутствуют. Рядом с кроватью стоят Кащ и его сестра, прокуратор потайного города Наталья. Она также в ужасном состоянии, ее почти невозможно узнать – истощена и больна. На теле видны бордовые синяки сквозь надетое на ней рубище, ребра выпирают из-под грязной кожи.

Кащ (качая головой):

Кого ты притащила к нам?
Бомжом ты стала, что ли,
Для  интереса
К жизни плебса
И натянула на себя
Его личину?
Но какова причина?
Ответь же мне, принцесса!

Наталья:

Причина такова,
Что я спасла артиста,
Которого нет красивее в мире…

(Кащ удивленно переводит взгляд с Натальи на умирающего пациента в струпьях)

Сейчас он искалечен,
Вот-вот умрет,
Но это даже лучше…

Кащ ( с иронией):

То есть, мы не увидим
Неземную красоту?
Хотя стилисты в морге…

Наталья (еле ворочая языком):

Дослушай!
Мне не до шуток -
Ему скончаться лучше
Потому,
Что  ждет свою
Утраченную красоту
У нас душа великого поэта!
Этому калеке
И предназначена она,
Ты сделай все,
Пересели, как надо,
А я…
Сам видишь – не годна,
Меня бы полечить
Намного надо…

(Падает рядом с братом без чувств)

Кащ нажимает тревожную кнопку, вбегают врачи, медсестры, санитары со смирительными рубашками в руках.

Кащ (деловито распоряжается, стараясь скрыть сильное волнение):

Берите 
Девушку,
Несите
В соседнюю палату,
В реанимацию ее –
И быстро!
Нужны мне два консилиума
И совет директоров,
Секретари  - пишите,
Что сказал,
И за Стену
От Мельников звоните!

Быстро выходит из палаты, тихо говорит себе:

Как бы Замятне,
Дедушке родному,
Названивать мне не пришлось,
Нехороша Наталья,
И лучше бы ему у нас
Работы больше не нашлось!
В какой же черный переплет
Сестра попала,
Кто так избил ее?
Вот жаль – пока не рассказала!
Но те, кто били,
Еще не знают, бедолаги,
К чему себя приговорили…


Сцена вторая.

       Палата реанимации. На кровати лежит Наталья. Она пришла в себя и внимательно смотрит на капельницу с кровью у себя над головой. Рядом на стуле сидит Кащ. За его спиной стоит Хамбилла. Оба с волнением наблюдают за Натальей.

Хамбилла:

Пришла в себя?
Как полетала,
Где была,
Кого в подоле принесла,
Зачем себя надорвала?
Твои печальные передвиженья
Произвели посев сомнений
В головах совета
И родственников наших за Стеной.
Они отчета ждут –
С какой страной
Какие им вести переговоры.
И бомжик этот в заточенье,
Он пленник наш
Или герой?

Наталья (тяжело вздыхая):

Ни тот, и ни другой –
Любовник мой!

Хамбилла (изумленно):

Да ну!
Ты шутишь, что ли?
За этим стоило лететь,
Прости меня, на склоне лет,
За море?

Наталья:

Ты не поверишь, брат –
Всего три дня назад
Он плавал через Дарданеллы
Под жаркие аплодисменты
Своих поклонников.

Кащ (недоверчиво):

Кто, этот лысый
В струпьях?
Поклонниками были крысы,
Я думаю…

Наталья (тихо):

Да сам он – крыса.
Без моей крови бы не выжил,
Всю отдала,
Лишь только дотащить бы
Сюда…

Хамбилла:

То-то я вижу,
Что крови в тебе нет,
Льем, льем,
А вены говорят: все мало,
И думаем – куда же кровь
Свою ты подевала,
На поле боя проливала
У князя Игоря, у Святослава,
Там задержалась,
Против врагов под
Константинополем сражалась?

Наталья (смущенно):

Почти что угадал.
Там я и пострадала,
Когда любимого спасала!
Его сначала письмами
Предупреждала,
Чтобы  продюсерам не доверял,
Которые ему назначили
Быть жертвой
В большой игре,
Используя экран,
Но он смеялся мне в лицо,
Перчатками в меня швырял…

Хамбилла:

Какой самонадеянный пацан!
Перчатки-то масонские, наверно?

Наталья:

Нет, он талант!
А я его спасала…
Вы не поверите:
Когда похитили,
Хотели съесть,
Чтоб гениальности на всех
Хватило,
Все поделили –
Волосы и даже ногти
Съели
Безумные из политической элиты.
С ними
Я и сражалась,
Пытаясь унести
Почти что труп.
Тогда мне и досталось…

Кащ:

Медведей почему не позвала,
На море шторм не создала,
Цунами?..

Наталья (усмехаясь):

Не эта цель моя была:
Не жадные глупцы,
Желающие легкой славы,
А страны,
Впускающие в дверь
Подобные скандалы.

Хамбилла:

Да неужель
На министерский метишь
Ты портфель
В Брюсселе?

Кащ (напряженно):

Это правда?
Решила править за кордоном?

Наталья:

Я просто полюбила
Инородца!
Ну что в этом такого?

Хамбилла:

Оказывается, все так просто!
Всего лишь оживить
Бомжа какого-то решила,
Да еще душу подарить
Почти исправленную
Почти живую!
Что скажут за Стеной –
Подумала?
Чья жертва он?
А если – наша тоже?
Я чувствую – грядет
Скандал международный
В  привилегированном аду!

Кащ (озабоченно):

А душу выбрала-то чью?

Наталья:

Родственную…

Кащ:

Неужто лорда Байрона?
Не круто будет ли ему?

Наталья:

Ошибся, братец,
Я просчитала безопасный
Вариант –
Хозрев-Мирза,
Он тоже ведь поэт,
К тому ж из Африки…

Кащ:

Из Африки… О нем
Страдает, что ли, эфиоп
За стенкой,
Все плачет о потере
Принца!
Изрядно надоел он…

Хамбилла (улыбаясь):

Ну это ты хватил!
То эфиопа сын,
Абрам Петрович Ганнибал,
Который нам картошку посадил,
Служил
Нашей прабабушке Екатерине,
А его сын
Поэта породил,
Бросание перчаток –
Его коронный стиль!

Кащ (озабоченно):

А почему они тогда
В палате Байрона?

Наталья (вздыхая):

Волною занесло, быть может,
От вспыльчивого внука эфиопа.
Впрочем, и тот, и тот имеют сходство 
С актером-инородцем:
Злодейство занимают у царей
Неосторожно,
Влюбляют
Всех вокруг себя,
Кого и можно, и нельзя,
Не замечая, как попали
К черту в когти!

Хамбилла: (упавшим голосом):

Так вот ты с кем боролась!

Наталья (устало):

Да, да - в горах, в пещерах
И на море!
Потом надорвалась,
Покуда донесла его
До нас…

Кащ (сочувственно, вынимая из кармана халата два черных агата):

Вот, если хочешь,
Забери себе его глаза –
Какое-никакое – зрение…
А я отправлюсь на совет,
Сестра, таких ты натворила дел!

Хамбилла:

А я останусь.
И присмотрю-ка за порядком здесь,
Как бы спецназ к нам не нагрянул…

Уходят из палаты.


Сцена третья.


        Палата реанимации. Наталья медленно встает, садится на кровати и раскачивается, зажав голову ладонями.


Наталья:

Сейчас, когда я дома,
Под защитой,
Не понимаю, что я натворила,
Какие бесы понесли
И бросили меня в пучину
Страстей ужасных, непреодолимых?
Судьба меня несла,
Все, как всегда…
Ах, да!
Ведь заговор я открыла!
В мире
Готовится убийство
Многих, многих жертв … любви!
И воплотить его
Должны отчасти мы –
Те, кто влюблены
В артиста,
Который нынче
Скорее мертв, чем жив!
Какое странное и изощренное
Злодейство
Придумано в начале века,
Когда всей радугой цветет
Любовь, которую еще недавно
Старательно хранили под запретом
Все развитые государства,
Не желая, чтобы их граждане
Уподоблялись зверям
В лесах, в морях и на болотах!
Сорвал замки с ворот запрета
Любимы мой,
Меня втянул он в это,
Поэтому пока я братьям не сказала,
Про апокалипсис любви.
Я о другом мечтала…

Встает с постели и подходит к окну, с трудом открывает раму, ветер врывается в палату. Наталья наклоняется к подоконнику, кажется, что она хочет выброситься. Но через минуту выпрямляется и с усталой усмешкой говорит:

Разбиты все мои мечты,
Превращены
В осколки,
Которые так больно жалят тело,
Но убивать его какой мне смысл?
Я шесть веков не умерла,
Как ни хотела,
Жива
Буду сейчас,
Хотя, по плану милого безумца,
Должна бы первой умереть,
А он бы стал смотреть…
Наивный
Сумасшедший,
Но в глубине его безумия
Живет великий гений
Перевоплощенья,
Способный покорить
Весь мир,
Отправив души в ад
Без сожаленья!
Он не умеет сострадать
И вообще – страдать,
Он боль не чувствует
И никого не любит,
Но призраком любви
Всех поголовно губит,
А это – уже стратегия войны…
Ее я изучила на себе:
Секс – вот главное оружие убийства…

Смотрит в окно, болезненно прищуривая глаза. Поднимает голову и  задумчиво рассматривает небо, словно хочет увидеть там кого-то.

Демон…
Ну как же я не догадалась
До сих пор,
О чем хотел предупредить
Всех нас
Наш гениальный Лермонтов!
Известно,
Что достаточно шалили
Всегда властители
Особым сексом,
И наши не были тут исключеньем.
Поэт, к несчастью,  понял
И увидел,
Что значил маскарадный
Свальный грех
На балах,
Куда сгоняли подданных рабов,
Словно баранов
На закланье,
На ритуальное больное поруганье
Двух сумасшедших –
Мужа и жены,
Так убивавших память
О страшных буднях бунта
На Сенатской,
Подозревая всех
И извращенным сексом усмиряя
Толпу таких же, как они,
Запуганных аристократов.
Иные на этих маскарадах
Сошли с ума
От ревности и отвращенья,
Иные и детей лишились,
Поскольку жены в безумных
Танцах и конвульсиях желанья
Теряли прямо в бальном зале,
В укромном уголке
Едва зачатый плод…
Сходили все с ума
Тогда!
И Лермонтов, увидев
Опасный сатанизм
Царя,
Решил помочь несчастным.
Он написал стихи,
Которые в ночи
Ему шептал чистейший херувим,
Он показал, как демон умерщвлял
Одним своим дыханьем
Черной страсти
Чистейшую девицу,
Ей не было спасения
В обители святой,
Куда она бежала, покинув
Оскверненный зверем дом!
Одна, без всякого участья,
Боролась с тем,
Кто одержим был грешною любовью,
Ужасной и бесплодной,
Несущей только схватки
Судорог
Неутоленной страсти,
Все истребляющей внутри живое
В человеке,
Зараженным злобным
Дыханием любви
От сатаны…
Тамара умерла,
Поэт был умерщвлен
За правду
О любви царей,
Любви, как говорят сегодня,
Бесконтактной…

Отходит от окна и садится на кровать. Тяжело вздыхая, продолжает говорить.

А современный
Дальний гений
Решил тот давний
И смертельный маскарад
От «Демона»
Возобновить,
Дать человечеству
Счастливые мгновенья
Невидимой любви,
Потустороннего забвенья!
При этом сексом
Безумцы занимаются не с ним самим,
А лишь с его портретом,
И то он редко разрешает
Видеть свое лицо при этом,
Велит любить он для него
Какие-то убогие изображенья
Совокупления в Сети.
В назначенное время
Собирает столько
Влюбленных страстно
В своего кумира он дур и дураков,
Едва которых бы вместило огромное
Пространство
Природного театра.
Так любят все одновременно,
Соединяясь
В приступе звериной страсти,
Которую затем
Не могут усмирить…
И как же с братьями
Мы прозевали
Ту истину,
Что миром правит
Театр, нам посланный из ада?
Король трагедии
И злобной шутки
Теперь ни на минуту
Не позволяет отдохнуть
Измученной от страсти плоти
Миллионов тел,
Которые забыли о душе
И жарко присягают сатане,
Доверенным которого,
Оказывается, служит мой любимый!
Как братьям мне сказать?
А, может, лучше написать
Служебную записку
Для совета?
Да станет ли он обсуждать
Такое дело,
Удобней всем меня безумною признать!
Я знаю: артиста надо придержать,
Все поподробнее узнать,
Когда мы оба залечим тело…
Тела,
Ну да,
Пойти проведать
То, что осталось
И мается в палате на постели!


Медленно идет к двери и выходит в коридор.


                Сцена четвертая.

Приемный покой в клинике по  переделке душ. Сюда дошла Наталья и теперь наблюдает странную сцену: какой-то человек пытается торговать прямо в приемном покое. Это мусорщик, который каждое утро убирает территорию вокруг клиники.


Мусорщик:

Я мусорщик,
Пришел продать вам душу…

Медбрат-приемщик:

Чью, грязного бомжа,
Который почивает в луже
У нашего больничного бачка
И собирает мусор
После тебя,
Блюдя святую очередность
Бытия?

Мусорщик:

Моя душа, моя,
Скажу вам прямо,
Без вранья –
Отменной сортности
Душа!
Расценки я смотрел
В регистратуре…

Медбрат-приемщик:

И сколько хочешь ты,
Больной придурок?

Мусорщик:

Во-первых, я здоров
И не дурак,
Коль вас нашел
На этакой помойке!
Шифруетесь
Вы четко,
Как будто,
Через такую нищую больничку
Не проплывают миллиарды,
Но куда?
Неужто в небеса,
Неужто в этой канцелярии
Кто-то нуждается в большой-большой
Зарплате,
Вот точно также, как и я,
Неужто архангелам
Там чистоганом платят?

Медбрат-приемщик (без внимания, листая журнал):

Да, да…

Мусорщик:

Ну и дела!
Так, значит, продаю
Всего  себя…

Медбрат - приемщик


Конкретнее:
Что – все?

Мусорщик:

Штаны, рубаху не считаем.
В чек занесите
Мой покладистый характер,
Все сто свиданий
С женщинами,
Заметьте – по любви,
Еще я устриц обожаю
И кофе, шашлыки,
Простите – и селедку,
В общем, эта душа -
Просто находка
Для кого-то!

Медбрат-приемщик (санитару):

Не пиши!

Санитар:

Что – про селедку?

Медбрат-приемщик:

Нет, про женщин.
Не сто свиданий было,
Три!
Да и ходил на них не он,
А бомж,
Поэтому вранье ты
В список занеси,
А также скрытый интерес его
К мужчинам.
Нам, уважаемый, не ври,
У нас ходы твои
Записаны, смотри!

Мусорщик:

И это цену понижает?

Медбрат-приемщик:

О нет, напротив,
Повышает!
Ты просто лучше погляди
На то, куда пришел.
Мужик, тебе что,
Рай тут?.
Давай же, продолжай, торгуй,
Что дальше,
Что в списке этом у тебя
На первом месте дорогого?
Быть может, мать твоя?

Мусорщик (смущенно):

Какое небо голубое
На потолке у вас
Висит…

Медбрат-приемщик:

Сейчас ты думай,
Сколько  тебе платить!

Мусорщик (удивленно):

Мне - или вам?

Медбрат-приемщик:

Ты нас не путай,
Хотя… вопрос резонный.

Санитар (озабоченно):

Может, пока торги закроем?
До выяснения…

Медбрат-приемщик (раздраженно)

Вот так придет один
Откуда-то с помойки
И все перевернет,
С три короба наврет,
Запутает,
И сунет
В итоге
На прилавок
Чужую душу,
Свою же
Пойдет и дальше разлагать
На наши деньги,
Напившись водки с кока-колой
И закусив  их устрицами!

Санитар:

Так что, берем чужую?
А интересно, чья она,
Наверное, бомжа,
Которого убил он накануне?


Медбрат-приемщик:

Какая разница нам – чья!
Он продавец и
Он ею торгует,
А не на исповеди здесь,
Но тонкости торговли
В нашей лавчонке
В том, кто будет платить -
Мы или он?

Санитар:

Может, собрать аукцион?

Медбрат-приемщик:

А это мысль!
Пойдем, с хозяином обговорим…

Мусорщик (озабоченно):

Ушли, а с кем вернутся?
А, может, ну ее,
Чужую душу?
(Напрасно только загубил!
Выходит, сорт уже не тот)
Когда приемщик все поймет,
Он сдаст меня!
Тогда товар оставлю я,
Пусть так берут,
Сам - убегу!

Сбрасывает газетный сверток в мусорную корзину и быстро уходит. Один из пациентов подбирает сверток, заглядывает внутрь и радостно произносит:

Пациент:

Судьба мне послала
Подарок!
Продам чужую душу,
Автомобиль куплю
Давно желанный,
Уеду к морю,
Полечусь…

Входят  медбрат-приемщик и санитар.

Медбрат-приемщик:

Выходит,
Платит он!
Такой закон
Под нашим потолком,
Одобрен  депутатами
Всех партий,
В чем
Объективно - кризис виноват,
Однако, что поделаешь –
Закон и есть закон!
Доход нам нужно прибавлять –
Хоть так –
На справедливость уповая!
Но… где же продавец?

(К пациенту)

Вы знаете?


Пациент:

Не знаю!
А я принес товар,
Хочу я душу вам продать,
Вы примете?
Отменная душа!
Достоинств – масса.

Медбрат-приемщик (угрюмо):

Душа-то ваша?

Пациент (радостно):

Моя, моя,
Не сомневайтесь даже,
Какая будет за нее оплата?
Хотел бы знать –
Машина мне нужна,
Мне вашей суммы хватит?

Санитар (бормочет):

Больной чудак,
Спроси сначала у себя,
Чем нам заплатишь?


Подходит Наталья. Берет сверток из рук пациента, рассматривает завернутую в газету душу.

Наталья:

Для испытания
Мы в клинике
В аренду души принимаем
И сдаем
Потом…

Пациент (заинтересованно):

Кому такое счастье
Выпадает
Приобрести вторую душу?

Наталья:

Актерам, например,
Для их особенных ролей,
Политикам…

Медбрат-приемщик (тихо)

И проституткам,
Которые свою
Продали душу,
Они чаще других
Приходят за покупкой,
Беря в аренду, что дадут!

Пациент (радостно):

Так, значит, у меня товар
Расхожий,
И деньги мне положены!

Наталья (медбрату-приемщику, заворачивая душу в газету и прижимая сверток к груди)

Товар примите,
Заплатите
По прейскуранту.

Уходит. В это время в приемный покой по лестнице спускается неизвестный человек с забинтованной головой. Он собирается выйти из клиники, но навстречу ему спешат спецназовцы, одетые в штатское. Они берут его под руки и ведут к выходу. Задержанный (это знаменитый актер из Африки) тихо говорит по – русски.


Актер:

Приехал, называется,
На родину!
Давно не виделись, родная,
Но узнаю тебя я по походке
Солдафонской!
Ходил так мой папаша…

В приемный покой снова выходит Наталья. В руках у нее по-прежнему газетный сверток с душой убитого бомжа.

Наталья (спецназовцам)

Остановитесь!
Не уводите пациента,
Ему еще нужна инъекция,
Иначе не довезете
Его вы до Совета.

Спецназовцы останавливаются и переговариваются между собой. Один из них оборачивается к Наталье и говорит ей:

Спецназовец:

Ладно, берите
И колите,
Что хотите,
Но берегитесь,
Если прикончите
Его вы здесь,
Тогда и вам, и нам
Всех бед не счесть!
Особенный клиент…

Наталья (кивает головой, берет под руку актера и уводит его в ближайшую процедурную, не выпуская свертка из рук. Актер покорно идет за ней).

Спецназовец ( в  задумчивости):

Какой-то вялый он
И слишком уж послушный,
Как будто,
Ничего ему не нужно…
А вдруг помрет здесь
В одночасье?


Сцена пятая

Процедурный кабинет. Актер лежит на кушетке, Наталья стоит у окна, прижимая к себе сверток.

Наталья (взволнованно):

Как будто пелена
Спустилась,
Плохо вижу…
Лишь призрачные силуэты:
Бильярд, коса
И карие глаза
В зрачки
Из улья меду
Накачали…
Должны мы оба помнить,
Что было вчера -
Куда мы в седлах
Ускакали,
Стегая черного
И белого коня!

Актер ( утомленно, с усмешкой):

Вчера…
А было ли вчера?
Или ночные ведьмы приказали
Нам меду накачать в глаза
И мчаться в дали,
Не размыкая глаз,
По-дьявольски хохоча,
Туда, где никогда
Никто не ведает печали!

Наталья (вздохнув):

…Но там мы не бывали –
Не доскакали!
Ветер, мой друг, устал,
И я устала.
Мы оба пострадали
От рук неведомых бандитов,
И тут не вижу я
Достойного убежища,
Быть может, сегодня
Продадут тебя
По злейшему решению совета.
В руках моих душа
Бомжа
Безвестного,
Могу ее я передать тебе
В минуту эту…

Актер (все также устало):

И что?

Наталья:

И все.
Свобода и исчезновение!

Актер:

Я не могу.
Моя задача оставаться
Таким, как есть…

Наталья (с горечью):

Не можешь отказаться
От красоты своей?
Я это понимаю:
Капризные смазливые мужчины
Плывут, как бригантины,
Надувши паруса
Туда,
Где берега
Встречают их, красивых,
Раскрыв свои объятья,
Кричат свое «ура!»,
Не думая, что завтра,
Обидевшись на мелочь,
Красавцы
Надуют  паруса
И скажут:
«Не нужны,
Не будем набиваться»,
И берега, оставшись,
Лишь будут изумляться,
Куда же подевалась
Желанная краса,
И станут убиваться,
Что некому кричать им
Влюбленное «ура!»

(Подходит к кушетке и наклоняется к актеру, гладит его по щеке в кровоподтеках, отчего тот морщится)

Ах, берега,
Мне жаль вас:
Красавцы  любят плавать!
И пристают к причалам
На час или на два…

Актер (встает и подходит к окну, глядит на небо):

Не знаешь,
Чью душу предлагаешь,
Убитый бомж – родной
Мне человек,
Отец,
Злодей,
Который в детстве избивал меня
Ради того, чтобы давал я хлеб,
Конечно, даровой,
Деревне всей,
Его за это сильно уважали
Голодные и жадные односельчане…
Потом картины
Рисовал я,
Кормил их рыбой,
Которую ловить они не научились –
Ленивы были!
Теперь деревни этой нет,
Все вымерли
Без прав на даровой обед.
А ты об этом знаешь
Только сказку –
Как бедный глупый малый
Был истязаем
Отцом - невиданным злодеем!

Наталья (упавшим голосом,  изумленно):

Я не могу поверить!
Но ты же был немой,
К тому же эпилептик…

Актер:

К тому же и глухой!
Поэтому могу играть
Только в кино,
Но не на сцене,
О чем, конечно, сожалею.

Наталья:

Куда же все плохое делось,
Откуда все прекрасное взялось?

Актер:

А что во мне прекрасного?
Большое заблуждение
Толпы,
Безумие фанатов,
Которые готовы верить,
Что все ужасное прекрасно
И присягать уродству,
Одетому в наряды
Красоты и благородства
Для кинокамеры…

Наталья (усмехаясь):

И даже я попалась!

Актер:

Как видишь,
Я признался
Во всем,
Теперь ты понимаешь,
Что если подменишь
Ты меня  моим отцом,
Мир узнает
Множество печалей
Помимо тех,
Которые уже готов
Я предложить ему
В моем проекте!
И без того я одинок,
Печален и безжалостен,
Неведома мне любовь,
Ее я отвергаю,
Играя чувства
С каждым фильмом лучше,
Конечно, потому,
Что я любви не знаю.
Отец-садист меня
Жестоко научил науке
Не любить,
Не трогать женщину
И даже не тянуть к ней руки.

Наталья:

Ты женщин ненавидишь!
Но до экстаза их доводишь
Одним лишь видом
Красоты своей,
Печальными улыбками,
Прикосновениями
Нервных тонких пальцев…

Актер (вздыхая):

Которые готовы задушить
В одно мгновенье
Партнершу на экране,
Если она посмеет шевелить
В красавце зверя!
Десяток ассистентов
Следят за этим,
Сторожа меня,
Мое общение
С влюбленными глупышками,
А также и глупцами
И в виртуальном мире.
Какие люди чудаки!
Им есть не дай,
Но дай пойматься
На крючки
(Веревки, топоры, ножи)
Любви!
Да так, чтобы
Невыносимо было горлу вашему
Дышать,
Или последнее «прощай!» сказать…
Увы, такие люди чудаки,
Но не ловитесь все-таки
Вы на крючки,
Которые  порвут вас на куски
Так ловко, как акулья пасть,
При этом будете
С восторгом вы кричать,
Что счастливы,
Поскольку все-таки
Любимы!

Наталья:

Но… что же лучше?

Актер:

А лучше – даже в темноте
Не спать
И сторожить свою свободу!
Вы скажете – любовь от Бога,
Это – благодать!
Но воля, воля – тоже
Дар Господа,
Ее зачем терять,
В неволю превращать
И в петлю рабства лезть,
Хотя бы и любовного?
Коль выбор есть,
То нужно выбирать –
Пока не околдованы!

Наталья (заинтересованно):

А меня ты почему же
Не убил?
Ведь я теперь так близко…

Актер:

Быть может, обессилел
От побоев,
Отцовские уроки вспомнил,
Ну и заметь – мы же с тобой родня,
Есть и приметы,
Убить тебя –
Вампиром стать,
А  мне и так почти не удается
Ночью спать.

Наталья:

Но мог бы ты меня прогнать,
Хотя бы из-за сострадания!
И по ночам не истязать,
Мне время назначая
Для свидания!

Актер:


Ну, это – профессиональное!
Мне интересно было наблюдать,
Как знаменитый прокуратор
С синими глазами,
Гроза всех лучших
Кинематографистов  в мире,
Не может устоять
Перед красивыми картинками,
Только они, признаюсь,
От меня летят
По всей земле, от края и до края,
Вот это было наказание
Для самой сильной женщины
На свете!

Наталья (прикусив  разбитую губу, задумчиво):

Всего лишь в шутку
Наказание придумал –
Это круто:
Ни есть, ни пить,
Ни шагу по земле ступить –
Всевидящее око рядом!
А я ведь знала,
Но терпела из любви -
Ужасно…
А ты разве не слышал,
Как жалобно просила:
«Сними эти оковы с меня,
Я осознала,
Не стану
Больше глупости творить!»
Но ты не слышал.
Я догадалась:
Пучина
Мстительности
Поглотила
Тебя так сильно,
Что ты и сам уже наказан
Своим желаньем…наказанья,
И был не в силах оторваться!

Актер (улыбаясь)

Ты верно догадалась,
Тянулся к этой я забаве,
Насколько времени и сил
Хватало.
Не представляешь,
Как это утешало
И даже часто усыпляло!
Ты стала мне лекарством…

Наталья (вкрадчиво):

Оказывается, к тому же,
Подобные безумцы,
Вы можете  другим прощать
Свое безумие?
То самое зло мира,
В котором он погибнет,
Если безумцы
Не научатся
Прощать всем нам
Свои ужасные ошибки
И наши слезные обиды
За их к нам
Непонятную безумную любовь,
Которая нам в жилах
Студит кровь,
Залитую из ран
Киношного Хичкока…


Раздается стук в дверь.

Спецназовец (из-за двери):

Пора,
Сейчас же выходите,
Иначе мы взломаем дверь!

Наталья (спецназовцам):

Не спешите,
Еду с вами,
Я член Совета
И сопровождаю
Вашего клиента.

(Говорит актеру, взволнованно):


Но есть высшее в природе
Счастье -
Зачатье,
Таинственное дело
Бога,
Заглавного создателя
Вещей.
Когда любовь
У нашего порога
И тело
Радуется ей,
Готовя лоно
Для волшебства
Великого познанья –
Покорности рожденью;
От Бога вдохновенье
Передается даже зверю.
И каждая букашка-
В счастье,
Цветок горит желанием,
Любой -
И бегемот, и тигр,
И волк и человек-
Все ждут
Зачатья…

Актер (устало):

А почему?
К чему – любовь?
Она приходит к вам
От Евы –
Малюсенького шарика
Внутри любой,
И некрасивой, девы,
И от  Адама –
Любого некрасивого
Самца,
Когда
Встречаются тот шарик
И хвостатый демон,
Бурящий этот шарик
Своею головою без лица.
Адам и Ева – там,
Внутри,
Они без лиц, без головы,
Без талии, без рук,
У них свои задачи,
Свои законы,
А в это время вы – на даче:
Бокал вина, пожатье рук,
Огонь в камине,
Закуска на столе,
Букет в корзине
И фото на стене
И счастье где-то за грудиной
У женщины с мужчиной.
А Ева и Адам
На самом деле – там,
Невидимы и некрасивы,
Они диктуют вам
Все жесты, поцелуи,
Все движенья,
Что называются
Бесстыдство
Или униженье,
Или полет во сне.
И шепот губ:
«Иду к тебе» -
Всего рывок лишь
На хвосте
Того, кто без лица
И без бровей.
И шарик мечется
В тоннеле,
Находит место
Под брюшиной,
Зовет хвостатого –
Иди,
Проткни
Глухую оборону
Оболочки,
Весь в крови
Неси свой хвост и голову
И что есть мочи
Спеши
Ко мне,
К ядру всей жизни
На земле.
Все повторяется
В цветах,
В волках,
В гиенах,
В крокодилах,
В червях и черепахах,
В траве, в кустах,
В деревьях.
Почему?
Все ждут пришествия -
Второго?
Ну пусть – очередного,
Однако, ждут
И верят,
Что придет
И что-то принесет.
А Тот, кому подвластно
Творить любовь,
Он – кто?
Зачем он так хлопочет?
Чего он хочет
От любви
Безлицых?
Да, мы-
Всего лишь оболочка
Для любви,
Которую Он выбрал.

Наталья (удрученно):

Ты…
Циник и палач любви!

Актер (встает с кушетки):

Ну что ж, веди,
Там инквизиторы
Нас, видно, заждались!


Уходят.



Сцена шестая.

Приемный покой. Наталья на минуту задерживается, кладет  на стол газетный сверток и говорит медбрату:

Оформите вот эту душу
В отдел аренды,
Но только для актеров!

Идет  за спецназовцами и тихо говорит себе:

Опять кричали шепотом,
А получилось громко,
Услышала вся ночь,
Глаза закрыли звезды –
Нам утра нет
И света нет,
Ведь солнце
На западе для нас восходит…
Сегодня – тишина,
Уставший леший спит,
Задворками не бродит,
И ведьма печь не сторожит,
На мое темное окно не смотрит.
Уже устали все
От крика-шепота в ночи,
Что будет завтра?
Вот выспимся после Совета -
Другая ночь покажет!


Уходят.


ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Сцена первая


Огромный зал в доме покойного Мельника. Здесь заседает Совет. Перед ним выступает Наталья, пока что как свидетель.



Наталья:

Братья!
Вдребезги мое разбито сердце,
Вы видите, кругом одни осколки
От него,
Сочатся кровью,
Кровь повсюду,
О, сколько крови!
Теперь уже чужая – из капельницы-
Льется
Потоком бурным…

Хамбилла:

Наталья,
Здесь же люди…
Посторонние, к тому же!

Наталья:

А посторонних нет в любви,
Где  есть любовь –
Все посторонние свои,
И даже мастер-
Женщин ненавистник!
Вы думаете, Маргариту
В ведьму превратили
Издатели плохие
И сатана?
Нет, мастеру была верна она,
Его послушала,
Его безверие взяла
И села на метлу…
Она…

Хамбилла:

Еще раз призываю,
Сестра, опомнись,
Ты же прокуратор!
Тебе актера
Здесь судить,
Какой еще там мастер
И Булгаков,
Которые уже осуждены,
Или ты хочешь сообщить
Совету,
Что отдала идею веры,
Власти
За любовь к нелепому бродяге
И суд твой не имеет силы?

Наталья ( стоит молча,  распухшее от побоев лицо  ее хмурится, наконец, она произносит громко и решительно)

Ведите!

Уходит в боковую дверь, чтобы переодеться для суда.

Спецназовцы вводят актера,  он идет, осторожно переступая через  невидимые осколки и кровь.

Хамбилла (глядя на действия пленника и одобрительно кивая головой):

Подойдите,
Ближе,
Встаньте посередине зала,
Чтобы все  вас могли бы видеть
И солнце чтобы вас не заслоняло.
Ну, расскажите,
Зачем проникли вы в Россию
Без визы?
За кем шпионить здесь решили,
Или, быть может,
Просто напились,
Покинули вас силы
И разум ваш в опилки превратился?

Член Совета ( наклоняясь к уху Хамбиллы):

А он действительно красив,
Хотя его, конечно, потрепали,
Но хватит ли у него сил
Стоять здесь и оправдываться
Перед нами?

Возвращается Наталья в алой мантии прокуратора.

Актер:

Моей вины здесь нет,
Я волею сестры
Сюда доставлен,
Поэтому стою тут перед вами,
Но в планах, даже отдаленных,
Я не имел  поездку
В опаснейшее для меня место –
На родину, хотя б на малую,
Где в детстве рыбой
Я закармливал соседей
До полной сытости
И благоденствия…

Кащ (удивленно):

Сказали вы – Наталья вам сестра?
К чему вы произносите
Такие странные слова?
Не по родству и не по вере
Она не может быть родня
Вам…

Артист:

Сестра, как вам,
А я ваш брат.
Но вы не знаете об этом,
В чем я ничуть не виноват,
Однако же меня родство
Не тянет это в ад,
Я с детства на ногах стою
Довольно крепко!

Член Совета (устало вздыхая):

Да знаем, чьими молитвами
Завоевал ты мира сердце –
Они несутся с берегов
Седого Альбиона,
Где держат в тайне,
Но читают
Тысячелетние советы Византии,
А также дерево родства всемирного
Подробно изучают
И привечают братьев и сестер
По высочайшим признакам.
Артист, ты глух,
Поэтому и принят
В этот  венценосный круг…

Хамбилла (осуждающе смотрит на Наталью, покачнувшуюся при словах актера о том, что они с ней брат и сестра):

Да, мы о поддержке
Королевы
Твоего проекта
Знаем,
Хотелось бы о нем
Подробнее услышать на Совете.

Член Совета:

Мы знаем, на него отпущены
Такие деньги…
Пока что лишь не понимаем,
Чем мир кормить ты будешь
За такие  средства:
Там колоссальные затраты!

Актер:

После того, как родину сменил,
Сменил я пропитание людское,
Теперь не рыбой я дарю их,
А любовью!

Наталья:

Позвольте, господа,
Допрос вести здесь буду я!

Член Совета (пожимая плечами и с сочувствие глядя на актера):

Пожалуйста,
Сейчас же приступайте,
Нам время – деньги,
А мы еще не начинали
Дела…

Наталья ( поворачиваясь к актеру):

Скажите, брат,
Коль братом нашим вы назвались,
Сюжет каков
Для новой вашей драмы
В кино?
И почему так дорого
В сюжете этом оценена любовь?

Актер:

Хотите наказать –
Наказывайте,
Сажайте в каземат
И есть приказывайте
Не давать,
Пусть еще раз побьют меня
Охранники,
Но честь не позволяет разглашать
Мне содержание
Сюжета
Проекта,
Который утвержден…

Нотариус (берет со стола какой-то документ):

Международными верхами.
Не утруждайтесь,
Мы все знаем.

Наталья (строго):

Тогда вы объясните нам,
Секретного что там!

Нотариус:

Да сюжет простой –
История рождения
Большого государства,
Даже империи,
Эта история
Всем хорошо известна
И потому не очень интересна.

Наталья:

Но что тогда,
Что нужно нам от этого сюжета?

Нотариус:

Да непростая это простота,
В ней кроется секрет,
Который прямо перед нами!

Члены Совета с удивлением смотрят по сторонам. Нотариус показывает на актера.

Вот этот человек,
Считают в северном дворце
Европы,
Достиг таких вершин
Владения сердцами,
Что равных нет ему
В изображении утех
Любовных…

Наталья:

Этот человек –
Обманщик,
Любить он заставляет всех,
Не прикасаясь,
Он даже не велит рассматривать
Его портрет,
Не говоря уж о лице –
Да от такой «любви»,
Судите сами,
Мир просто выродится весь,
Станет безлюдным
Все пространство
На земле,
Назначенное к возрождению
И счастью человеческому деторождения!
Стоящий перед нами гражданин
Прекрасен был,
Когда кормил
Он рыбой дальнюю и дикую деревню
И сам не прикасался к женщинам,
Поскольку был жестоко бит
Родителем за это,
Но те, которых он кормил,
Плодились…

Нотариус:

Должен заметить,
Что прокуратор, наш
Верховный судия,
Права и не права
Одновременно.
Она нам говорит:
Любовь проста,
Ей только рыбы дай иль хлеба,
Главное – чтобы была сыта,
И в том секрет рожденья человека.
Но было время и прошло,
И человечество пришло
К решению совсем иных загадок!

Наталья:

Загадок?
В любви одна загадка –
Верность великой тайне
Деторожденья!

Хамбилла (с досадой, тихо – Кащу):

Вот уперлась,
Далось ей это,
Семьсот отметит скоро лет,
А детками все также бредит!
Наша сестра от страсти к красоте
Совсем уж скоро сбрендит!

Кащ:

Ну что поделать?
Это – гены!

Член Совета:

Я вынужден прервать
Нашу беседу
В Совете,
Сейчас звонил за Стену,
Оттуда нам приказ:
Актера не пытать
И с миром отпустить,
С почетом проводить
До консульства,
А если нужно,
Пролечить,
Но лучше бы
Нам за его отлетом  скорым
Проследить,
Поскольку есть сигнал:
На родине его двойник
Неуправляем стал
И рвется всеми силами
На пьедестал,
Ему не предназначенный,
И потому, его к нам
По обмену привезут,
Лежать он будет
В нашей клинике
По исправленью душ…

Хамбилла ( с готовностью):

Да, да, у нас как раз
Имеется душа,
Сдаем в аренду только для театра,
Уж больно хороша злодейством,
Как раз для сцены,
Какой-то мусорщик принес
И бросил!
Мы  гостя дорогого из-за океана
Просим
На пересадку!

Наталья (гневно, указывая на актера, который стоит. Нагнув голову и улыбаясь):

Но вот злодей,
Достойный казни,
Я не согласна
Отпустить его,
Давайте спросим мы народ,
Откроем тайну,
К какой любви его принудят
Вскоре,
Любви, подобной смерти!

Член Совета (недовольно):

Но прокуратор,
В чем тут дело?
О каком злодействе вы говорите?
Объясните!

Наталья:

Да вы поймите,
Перед вами – не человек,
А непонятное нам существо,
Он силу над людьми
Ежеминутно проверят
В Сети,
Десятки миллионов
Виртуально
Поклоняются
Обманщику,
Клянясь ему в любви
И даже не подозревают,
Что он их всех обманет,
Как только его проект
Увидит свет.
Горя любовью
Неуемной,
Пылая страстью к красоте,
Все эти миллионы
Возненавидят
Друг друга,
Горя от ревности
Безумной ненавистью
Даже к самим себе.
И мы получим без объявления
Войны
Огромный мировой раздрай
Народов,
Что приведет весь мир
На край конечной катастрофы,
Без самой страшной бомбы!
Вы понимаете, что эта красота
Погубит мир,
И мы должны остановить…

Хамбилла:

Сестра,
Ты, может, и права,
Но, вдумайся,
Проверка, может быть,
Нужна
Народов и племен
На верность
Тем устоям и порядкам,
В которых мы живем.
Что толку, если мы
Сейчас его убьем?
Мир это проходил:
Он осудил, приговорил,
Распял,
Но клянет себя же
За жестокость
Уж два тысячелетия.
Пусть этот человек
Уйдет,
Пусть наградит он мир
Другой любовью,
А человечество разберет,
Возьмет иль не возьмет
Его любовный дар,
Народонаселение само оценит…

Кащ (тихо)

Хотя, конечно, это же подстава…

Наталья (печально):

Я это испытание
Судить не в силах,
Тем более – приговорить…

Хамбилла (примирительно):

Зато ты можешь
Проводить
Артиста
Знаменитого,
Икону стиля мира,
Домой…
До нашего аэродрома.
И все будут  тобой довольны!

Наталья  резко поворачивается и уходит, срывая с себя на ходу алую мантию прокуратора. Она тихо и с отчаянием говорит себе

Наталья:

Дверца в сердце-
Черная дыра,
Сердечный порок –
Это дверца в сердце,
Где-то там, в перегородке,
Переливается кровь
Без остановки,
Вырываясь фонтаном за спину,
Туда,
Где черная дыра
От ножа.
Оказывается,
Дырявая перегородка ждала
Друга сердечного,
Лучшего друга ножа,
И открыла ему свою дверцу…
Прощай, порочное сердце.

Оборачивается и гневно смотрит на актера. Он, все также улыбаясь, машет вслед ей рукой.

Занавес.