Сквозняк запутывался в шторе,
шуршала куртка в коридоре,
и томик шелестел Золя.
Рояль готов был спеть «amore»,
а выходило только до-ре-
ми-фа-соль-ля, ми-фа-соль-ля.
Гуляло солнце на приколе,
лицо светлело в ореоле
волос, колеблемых слегка.
Молчанье затянулось, то ли
мы были у него в неволе,
как два над лампой мотылька.
И лишь рояля звук, и вместо
ненужных пустяков словесных –
лица божественный овал.
Под сквознячком, под зюйд-зюйд-вестом
ее глазам и милым жестам
я больше слова доверял.
Тогда казалось, что вначале
не слово было, а молчанье
под музыку простейших нот.
Послушно клавиши звучали,
а мне запомнились детали
и сквозняка круговорот.
С шуршащей курткой в коридоре,
с воздушною волною в шторе,
с раскрытым томиком Золя.
И в том безмолвном разговоре
звучанье двух сердец в мажоре:
ми-фа-соль-ля, ми-фа-соль-ля.