Велики у страха глаза.
Сгиньте гримасы ужасов.
Высоко, далеко - чистейшая бирюза!
Как оказались здесь? Как нам хватило мужества?
В небе московском парим с Маяковским.
Бледно-серые Лужники перевёрнутой чашкой
Виделись мне с высоты - букашкой.
Прессом сдавило горло духа,
кричу поэту, набрав воздуха, -
- Владимир Владимирович,
Как Вы здесь очутились? Вы знаете? ...
Видели вакханалию? -
- Всё шло по заранее отработанному сценарию. -
- Что же будет сейчас? Что делать нам? -
- Сохранять спокойствие, как истинным гражданам.
Говори тише и не кричи,
не будь болтливым как москвичи.
Не отставай, лети за мной скоро.
дорогой все разговоры и споры.
Будешь свидетелем эпохального
Вскрытия - Финального акта ЭТОГО,
свершившегося уже События. -
Он изменился после весенней встречи:
ласкала слух мягкость тактичной речи.
Сразу же обратил внимание,
как изменились внешность его и одеяние:
С плеч на грудь спадала мягкими складками
белоснежная с синевою тога.
Я приглядывался к нему, украдкою,
То узнавая его, то не узнавая поэта-бога:
ангела ли, может быть серафима -
В этом моё слабо познание,
но я слышал вполне различимо
чуть-чуть уловимое крыльев шуршание.
Я в шоке. От тока стыда горячо,
Жалкий и хлипкий,
ладонями липкими
Тронуть хотел его плечо:
снова мол свиделись,
не обиделся ли?
Что не выслал ему отчет
О Ивановой жизни - тризне?
Что не выполнил своего обещания?
Но, вопрос словно в горло врос,
Струсил нарушить величественное его молчание.
Метрах в пятидесяти, может быть в ста,
уняв полёта крылатую скорость,
Пролетаем над Храмом Иисуса Христа,
пронзившего неба святую покорность.
- Лужков расстарался. Народа всем миром, -
- Знаю, - чуть слышно сказал Владимир.
И лицо его - мужества штамп,
Пролетариевых масс-крестителя
осветилось глазами солнц-ламп
смягчившись чертами Спасителя.
Обалдевшим, в немом восхищении
я прозрел и любил его профиль и фас:
В безусловном его прощении -
это "знаю" и есть тайный пафос!
Я желал ему большей возможности -
от уважения, может, излишнего -
Очень достойной поэта должности
у престола Всевышнего.
Пусть не 13-м,
здесь лукавить не гоже,
Трижды, хотя бы, стотысячным,
но апостолом, все же.
- Успокойся, вдруг сказал Маяковский.
ты правильно усомнился в записке -
Вид её по земному броский,
но нет нам нужды в переписке,
(Как и в других каких-то каналах,
Как у вас говорят - информации)
Нужны нам только:
пространство сознания
и мысленные вибрации.
Тот же толстогубый повеса,
Что заявлялся к тебе на квартиру -
один из посланников беса,
разосланных им по миру
Для выполнения "особой миссии" -
вот они и создали свою псевдо-комиссию. -
Неумытый, будто вставший с постели,
Заблудившийся в образе Христофора Колумба,
мимо проплыл Петр Церетели -
Медью цветущая многотонная клумба.
Москворецкий мост уместен и прост.
Взору наряден и скор,
С куполами-маковками
Покровский собор
Дарит себя праздничною облаткою.
Под крыло к нему сбежались
Минин с князем Пожарским:
О былом печалятся -
человеческом и гражданском.
В бронзе им поделом
Век, может быть, ещё, не видать покою.
Что казалось бы говорят о Том,
кому Минин грозит рукою -
Божеству недавнего прошлого,
жильцу и хозяину цоколя
Мавзолея, намертво вросшего
в кровавый булыжник акрополя.
Прим.авт.: поэма "Красные попугаи", кн. "Историческая мистерия",
Стихи.ру, свид. о публ. №116011206732 от 12.01.2016