Лето было сырым, грибным. Я помню запахи
хвои и луж, травы под солнцем, пряной и душной.
Вижу отца с весёлым рубанком и тёплой стружкой,
рождённой на выдохе.
Вот потная банка козьего молока,
на прохладном полу – жаркие пятна света,
и впереди всё лето –
огромное, словно колхозные стога.
В поле пшеница и синие угли догорающих васильков.
Дорога до речки – два перелеска и край деревни.
Тянет прохладой, пылью, и над сельпо
зависают тучи, тяжёлые, как грозди сирени.
И сгущается воздух, и бежать сквозь него
тяжело, будто бежишь во сне.
Худые девчачьи лодыжки оплетая травой,
ластится лето к двенадцатилетней мне.
Первые капли тугие, самые крупные:
ромашка-сурепка-цикорий
подбиты влёт...
Осень приходит в лето из года в год,
бледнеет горохами в выцветшей дачной шторе.
И когда промозгло и отчаянно дребезжит водосток,
золотые шары ржавеют, а меж рам высыхают усталые мотыльки
и в канавах темнеет вода,
я беру дневник, чтоб распутывать нитки строк –
полинявшие нитки сиреневых летних строк –
и мотать в клубки.
И вспоминать – как это, когда всё навсегда?