улицы наши помнят
кружев сомкнутых ладони,
сердце навеки утратило
нашими днями сшитые скатерти.
горечь в руках забыта.
ядами глаз полузакрытых
ты мне дорогу жизни
смазал размашисто
толстою кистью
я заплутала в поле,
воем прошу: "дай мне воли".
точно на шее ошейник
им ты то держишь,
то гонишь взашеи.
мне это точно понраву,
жадно глотаю притворства отраву.
руки тебя утратили.
за нож хватаюсь,
страстями под кожу
с кровью тебя вывожу осторожно.
может теперь с меня хватит?
кружев сомкнутых ладони
улицы помнят запах,
только настало давно уже "завтра".
город закружат другие герои.
*
я письма сожгла
в униженье, позоре
давила на жалость,
и душу под ноги,
когда оступался
и падал привычно.
пишу я о том,
что так слёзно и лично.
сейчас же спесиво
иду, подняв плечи.
тебя так [не]знаю
всех лучше
конечно.
*
улечу из дома птицей,
у твоей калитки сяду
до утра промокну насквозь,
и с рассветом впустишь в дом.
заласкаешь, заискрится
сердце вновь на сутки кряду,
горы фраз сладчайших вспыхнут,
воплотясь глубоким рвом.
всю себя под ноги брошу,
надоем, тотчас же прочь вон
птицу выгонишь из клетки
ей любимой, золотой.
поразбросится по миру,
испуская стон свой дикий.
я ей руки протянула:
"лучше чем Ему мне спой".
*
по кирпичикам души
дом мой рушится.
скажи,
как собрать его мне вновь?
горечь терпкая -
мой клей.