Это стало безумие, стирающим все грани приличия, все правила и законы морали, всю ответственность и долг перед обществом. Только ты и я, как дарящие непрестанно друг другу окружающий и знакомый тебе мир. То был полдень зрелости любви. Полдень-полночь, как она назвала это про себя.
Важный этап жизни - семья - подходил к своему концу. Пока она помогала лепить идеальные образы мужа, жены и детей, всё шло, как бесконечный ремонт. Но когда дети стали предпочитать свои, отдельные от семьи, общества, а уставший от забот муж позволил себе расслабление на стороне больше, чем это требовалось, капли, строящие шаг к безумию, в пропасть неизвестности собрал силу. Неудовлетворённость, копившая годами, срочно требовала разгрузки в полной отдаче навстречу новой любви.
Русло семьи могла расширяться до бесконечности, столько, сколько бы позволила природа. Она была не против. Но трое детей для семьи было достаточно, чтобы муж остановил это расширение признанием себя многодетным отцом, полностью успокоившись по поводу новизны. Но сама остановка привела к повторению, копированию бесконечного дня.
Всё только повторялось.
Повторялся путь, который она пережила в детстве в их детях - школа, порывы первой влюблённости, распределение общих средств по нуждам. Повторялись заботы о муже, о его внешности, престиже, его отдыхе. Повторялись ночи супружеского долга. День стал сутками, но полными только труда и ответственности. Семейные торжества и походы ещё по-прежнему устраивались, но всё чаще они подвергались атакам разных настроений и желаний со стороны каждого члена семьи. Семья выросла из общины в рабовладельческий строй, где каждый хотел быть хозяином и получать из общего котла всё больше и больше, не пытаясь много работать, но с удовольствием принимая роль руководителя в распределении общей казны. Когда дети вырастают, они готовятся перешагнуть на следующую ступень развития - к накоплению капитала, то есть к капитализму. А родители сбрасывают с себя роль чернорабочего, раба, не имеющих своих желаний. Муж только ускорил этот процесс по той простой причине, что он был главным добытчиком средств. Ей же приходилось развивать в себе творческие способности, чтобы на всё хватало не очень большого бюджета. И она многому научилась, делая то, что невозможно купить, своими руками, и так, чтобы оно не отличалось кустарной кривизной и недоделками. И она хорошо понимала, что в сложившейся ситуации на неё возлагается временная роль стержня, вокруг которого пока ещё вертится семья. Но от этого понимания временности не было легче. Роль Золушки, которую просто забывают позвать на праздник, в театр или ещё куда по одной причине - у неё не было бальных платьев, ну, никак не поддавалась смирению. Ей просто некогда было сшить себе что-то новое, да и не из чего было. Средств хватало только на мужа, детей да на лекарства и питание родителям.
Она не роптала на судьбу и даже не мечтала о принце с тачкой и дворцом. Дворец был в её жизни, когда они с мужем купили квартиру. После съёмных квартир, которые можно считать и дворцами, эта скромное жилище больше походило на шалаш. И ему она отдала всё, что могла, чтобы он стал почти дворцом, но только своими руками. И свобода ей от труда не была нужна. Просто запросы нового поколения шли за пределы этой неспешной скромности. Им нужно было всё и сразу, чтобы обновить то, на что уже глаза насмотрелись и перестали ценить и замечать. Мир за пределами дома был полон соблазнов и предложений в непрестанном поступлении новых товаров. Он ослеплял самим этим богатством, притягивал к себе, рекламировал, как доступная женщина, удовольствие которой можно купить на одну ночь или день, чтобы забыть тут же о покупке.
Её же этого уже ничего не было нужно. Но жажда влюблённости оставалась неудовлетворённой где-то там, в глубине ночи, скрытой от ней самой же. Русло любви требовало расширения в новый океан, скрытой от неё самой неизвестностью. Как сделать шаг к нему, не разорвав связи с известным, даже видя, что этот мир подходит к своему концу? С печалью и скорбью в сердце о конце невозможно подняться и идти дальше. Это как камень и водоросли, который держит Алёнушку на дне вод. Для шагу нужна влюблённость в пустоту.
И образ этот пустоты пришёл. Пришёл, как принц на белом БМВ. Остановился, проезжая мимо, и просто спросил ни о чём и что-то предложил взять из рук. Что? Она не помнила, но взяла. И тут же почувствовала прилив сил любви. Этот ток был настолько мощный, что без видимых причин и какой-то надежды, каких-то представлений о будущем, просто поднял от земли. Она запомнила только глаза. Глаза ребёнка, не мужа, берущего на себя смелость, чтобы вести. Это скорее была мольба ни о чём. Взаимо-симпатия. Для испытывающего это впервые есть другое название - любовь с первого взгляда. Но для продолжения любви - это был всплеск солнца на мутной воде. И тут же печаль накрыла надежда, доверие, вдохновение, как бриз свежего утра.
Всего три встречи. Но каждый из этих трёх дней превращался в непрерывные сутки новой неизвестной любви. Очень острой и тонко чувствующей. Встречи не планировались. Но она каждую из них чувствовала, как пророк, узнавала по беспричинно-учащающемуся пульсу, по эйфории, приходящей неизвестно откуда, говорящей листвой и очень ясным пением птиц, таинственным небом и тянущемся воздухом, как бы от свежего родника. И когда машина, наконец, появлялась, сердце рвало грудь мощным землетрясением. Никакого прошлого, никакого будущего. Только настоящее. Только здесь и сейчас, как миг, в котором исчезает время. Это не было той любовью, которая дарит двум влюблённым мир без границ. Это было другое. Слова обещаний и каких-то надежд на внешние изменения в жизни распознавались, как ложные, как детская игра. Образ ловеласа не смущал и не обкрадывал сам миг встречи пустыми надеждами на будущее. Она видела пустоту и не боялась её. Она шла в неё без надежды, но глубокой верой в настоящее. Будущее в мире - это дети, как бесконечное продолжение тела. Настоящее - это душа без страха перед этим будущем, в котором телу не будет уже места. Оно будет умирать и исчезать. Но в этом настоящем для тела всё меньше оставалось места для внимания и заботы. Они перестали быть главными и закрывающими свободу души, свободу к творчеству благодарности жизни.
За эти три шага к пропасти она прожила перерождение, как в утробе духа, опрокидывающего материю и всё материальное в чистую иллюзорность без пелены на глазах. Всё, что ты видишь, умрёт. Так говорил дух. Ты не можешь идти в эту сторону бесконечности, чтобы не потерять себя, умирая на каждом следующем шаге. Нужно повернуться спиной к этой иллюзорности и смотреть только в настоящее, в миг, в котором заключена твоя вечность, вселенная. Ты можешь её открыть только одна, как звёздное небо в ночи, как чёрную пропасть, которая наполняется светом всех, встреченных тобою днём образов. День предлагает всегда только одно солнце, одну весну, одного любимого, одного первенца. Днём всё идёт чередой одиночек. Ночь души - это наполнение светом миллирадов звёзд, с каждой из которых ты можешь говорить, как равная, как свет свету, восхищаясь светом ума, а не только образами тел. Любовь становится полной только сутками, в которых нет страха перед неизвестностью рождения нового дня, дарящего неизвестность.
Всё это она услышала не сразу, но в остановившемся миге, уходящем, как луч, в прожитую вечность. Но последняя встреча с настоящей любовью без вуали надежды будущего отпустило все оковы, за которые она держалась, как за настоящее. Ей было всё равно, что предложит будущее, потому она перестала бояться кого-то обидеть своей свободой. Муж всё понял без слов. Им нечего было сказать друг другу. Он уехал. Дети ушли по своим дорогам. А она погрузилась в пылающую светом пустоту.