Сиротский дом
Чего не понять японцу
*
И в форточку улетела
Япония и японцы.
А там без большого дела
На солнце трава блестела.
Блестела трава на солнце,
Блестели грачи и кровли,
Над миром и над кварталом
Облако пролетало,
Похожее на иероглиф.
*
Воздух чистый как слеза,
Изумрудные стрекозы,
Голубая полоса…
Так бы пил во все глаза,
Пил да пил чужие слезы
И вовек не напилса.
Дом без братьев и отцов
Но есть религия одна
На всех последних самураев.
Она руки' не поднимает
И не спасает ни хрена.
Есть эта церковь дураков,
Где каждый камень – преткновенья,
Где в потолок ведут ступени
И крюк на маковку готов.
В ней нет ни братьев, ни отцов,
Войдешь и выйдешь сиротою.
Там продают. Там слово стоит
Безумия, в конце концов.
Моя бескровная сестра,
И ты – сестра немилосердья!
Но небо – твердь. И было твердью.
И землю держит до утра.
Ветер
Ветер в окно залетел,
Что мне ему сказать?
Ты мой отец и мать,
Много у нас тел.
Каждое обретать,
Каждое потерять,
Ветру детей рожать,
Чтобы не оскудел
Солью сиротский дом.
Чтобы никто вдвоем
Не оставался в нем.
Темное пиво
Звонят колокола в одиноком костеле…
Агнешка Осецка
А просто небо было из стекла,
Моргали звезды в кружке волооко.
Который звон звонят колокола
Ни по кому в костеле одиноком.
Где никого – легко не попросить,
И добрый ангел в ледовитом теле,
Когда панове вздумают шутить,
Соломенные крылья не подстелет.
Прочнее тара, крепче небосвод –
Сменили кружки, мутного разлива
Ночное чтиво, звезд переучет.
Перерасчет за пролитое пиво.
Пудель
Луна, остановка трамвая.
Только трамвай не придет.
Пудель ничей пробегает,
В полночи черный как черт.
Что он ни есть такое –
Помнится, что не к добру.
Если пойдешь со мною,
Домой попадем к утру.
Светится ночь, как елка.
Свет побеждает тьму.
Жить нам, собака, долго,
Но непонятно к чему.
На поклон
когда бы я ни родилась
выходило особенно не вовремя
стоило научиться вовремя умирать
но жуть как хотелось
маленького ночного представления
просто посмотреть одним глазом
еще сохранившимся
в их белые лица посреди великолепного безмолвия
Арена
лежит в подножии амфитеатра груда бесполезных мышц
недавно бывшая гордым потомком лидийских быков
украшенная веселыми косичками бандерилий
на скамейках запивают пивом нарядную смерть и хлопают в ладоши
пока она раскланивается танцуя вокруг пятисоткилограммовой туши
я думаю сколько башмаков можно пошить из одной породистой шкуры
если раскраивать аккуратно ценную натуральную кожу
чтобы цивилизованным людям было в чем прийти на следующее представление
Даже мой осел
этих непобедимых мельниц ко всему не существует в природе
их не видит даже мой осел
самое время объявить им войну
когда они перестанут размахивать руками я тоже успокоюсь
поймай меня или я оторву тебе голову
поет веселое привидение одной оперы
и я отрываю голову и бросаю ему чтобы замолчало до утра
пока оно играет в мяч должен прийти рассвет
тогда даже мой осел объяснит мне что мельниц здесь больше никогда не будет
«оно больше никогда не будет» повторяет над ухом тот которого не видно
хотя даже мой осел
но и осел давно все понял и ушел куда глаза глядят
один свихнувшийся дирижер продолжает болтать пустыми рукавами
разгоняя сорок и каркающих мельников
Гнездо для механической птицы
хожу из комнаты в комнату нарушая тишину
старая добрая кукушка устала обещать и не выходит
туда-сюда из весенней комнаты в летнюю
на веранде уже потемнел виноград
здравствуй осень
ты сегодня на полчаса раньше
Дирижабль для Алены
А. Д.
сегодня рассвет был милостив и задержал в тумане свой выход насколько мог
те несколько минут подаренного удивления
пока он выпутывался из мокрых простыней во дворе
стоили целого полотна грядущего дня
где уже вовсю стучали молотками тысячерукие подмастерья
цепляя к отмытому небу оранжевый дирижабль
но так и не смогли нарисовать ни одной приличной картины
больше той что подают в конце сна
как воздушный торт из взбитых белков под завязку праздника
*************************************
Жили-были
Зима
За ночь выпростав тело дебелое,
На свободу зима прорвалась.
На гусиных перинах сомлела
И прикрыла кокетливо пасть.
Кружева распускала елецкие,
Обнимала гостей дорогих:
«Заживем, душа, пососедствуем!» –
Локоточком толкая под дых.
Как не ей побираться задворками,
Не хватать по-собачьи рукав,
Не делиться ледовыми корками,
В губы белые поцеловав.
Пусть ломает медовые коржики,
Разливает густые чаи.
Жили-были да коржики прожили
И ее, и твои, и мои.
Пусть всегда будет солнце
Это солнце.
Оно никуда не уйдет.
Папа, мама и я – дополнение.
Жили-были.
А краска сейчас потечет,
И закончится стихотворение.
Протокол
Фигуранты этого дела
Были смешные люди.
Вечер был бестолков и нуден.
Шутка в окно влетела.
В общем, лопнули все от смеха.
Понятые: Этот и Эта.
Никого
Люблю, когда у моря никого.
Луна, волна и прочее по рифме.
И не сезон, и зябко босиком,
И город уплывающий затихнет.
А после неожиданно – рассвет.
И больше нет распахнутости ночи
(И рифм – она захлопнула подстрочник).
Ну что стоишь – тебя здесь тоже нет.
Дима
А я и матом не ругаюсь,
Не завожу на стороне,
Мне даун Дима на работе
Симпатизирует вполне.
А он на год меня моложе
И жизнь хорошую прожил,
Не видел мрази и блевотин,
А если видел, то забыл.
И у него неважно с сердцем,
И он сопит, как паровоз,
И любит рядом потереться.
Вот шоколадку мне принес.
А у него крутая мама,
Она в начальницах моих –
Была, теперь другие замы
И неудобным станет стих.
А Диме все всегда удобно,
Все Диму любят, Диму ждут
И словом ласково-незлобным,
Столкнувшись лбом, не обнесут.
А мата Дима и не слышал,
А если слышал, то забыл,
Он телефон мне свой запишет,
Он каждый день кому-то пишет,
Да вот никто не позвонил.
Но он не станет обижаться,
Он в этом свете не всерьез,
И будет Дима улыбаться.
Сегодня булочку принес.
Хотя бы новогоднее
Новый Год опять-таки не повод,
Но хоть снега пригоршню бы можно?
Ну чего, вам жалко, в самом деле?
Я могла бы попросить другого.
И еще наябедничать небу
На мироустройство и соседку
И вообще на всякое такое.
Да хотя бы сделайте красиво,
Не совсем, пускай до полшестого.
Я умею правильно молиться,
Но не надо, вдруг еще услышит.
Разволнуюсь, сделаю ошибку,
Фиг потом на что-нибудь исправишь.
Ничего, что я сюда без стука?
Я не то чтоб дверью промахнулась,
Просто – да хоть с елкой, хоть без елки –
Дед Мороз к нам больше не приходит.
Рыба, которая
Рыба, которую бросили плыть
В море, которое выпило солнце,
Солнце, которое ярко светило
Рыбе, которой темно было плыть.
О, эта вспышка последних мгновений
Белого солнца встречавшей пустыни!
Да никогда пусть тебя не покинет
Путь осветившая ясная вера!
Пейзаж с деревьями на первом плане
И стоят они, зубы сцепив,
И ломает им ветер хребты,
И старуха кладет им кресты,
Ни тебя, никого не простив.
И молчат они, руки подняв
И не глядя, как за спиной
Отпускают по грошевой
По копеечке без халяв
И прощение, и покой,
И по крупному до рубля.
Бубенцы
Ты за меня не боли,
Ты за меня не плачь.
Были б мы короли,
Был бы на нас палач,
Тут бы уж мы вдвоем –
Сразу и навсегда.
Эх, хорошо королем –
Падает, как звезда,
Круглая голова
В ноги бухой толпе
И говорит: «Господа,
Что-то мне не по себе…
Как-то мне тут у вас
Нечем себя занять…»
Не добавляя «-ять».
Вот королевский класс.
Жалко, ни разу не.
В общем, мы не они.
Ты улыбайся мне,
Только слезу смахни.
Есть у нас бубенцы,
Будут они звенеть
Про красоту и смерть –
Дерни их за язык
Песенку перепеть.
*****************************
Однако скрипка умерла
Весь вечер
Весь вечер говорили о тебе,
Текли дома, текли автомобили,
Прогулочный проплыл велосипед,
И верстовые фонари проплыли.
Текли дороги к морю на закат
И возвращались, никого не встретив,
Как все, что возвращается назад
На этом не совсем реальном свете.
А голоса сгущались в темноте,
И обретали тени дней дыханье.
Кричал как ворон чайник на плите.
Но это из другого мирозданья,
Где время – керосин и упарсин –
Качало паутинку «или-или».
Мидийские маршрутные такси,
Как пароходы, в море уходили.
Иномарка
Выйдешь тихо. Не узнаешь
Город, улицу, эпоху.
Осень – не очередная.
В ней одной морозным вздохом
Надышались на дорогу
Лист, ничейная собака,
Воробьи ничьи такие,
Что и некому заплакать
В эти бездны голубые.
Продувается пальтишко,
Холодно дыханье Бога.
Только небо синеоко,
Очень близко, даже слишком.
………
Тишина как иномарка.
Ветром сорвана с конверта.
Да была ли там помарка –
Или смертно значит смертно?
Никогда не дочитаю.
Дочитаю и забуду.
Отправитель дальше рая,
Дальше облака и чуда.
Сочинитель неизвестен.
Я сама бы точно так же
Нолик ставила и крестик
Вместо подписи бумажной.
………
Надышались на страницу
Утро, облако, прохожий.
«Хорошо!» – сказать и слиться.
И не слышать: «Как же, Боже…»
Однако скрипка умерла
Однако скрипка умерла
Счастливой камерною смертью.
Их забирает милосердье
Из рук земного ремесла,
Вдруг ощутивших оперенье.
И покидает помещенье
Душа, сгоревшая дотла.
Включают свет в неполном зале.
Кто выжил, те не умирали.
Но тень коснулась и прошла.
………
И потянулись за пальто,
На пальцах номерки вертели
И говорили не про то
От острой близости потери.
Кто там
Как призрак по своим следам,
По листьям сброшенным проходишь,
По тишине в осеннем роде –
И никого ни тут ни там…
Так забывают города
И руки места не находят.
Так переводчик переводит
На деревянное «Кто там?»
Плач ветра по пустым садам
И губы слово не находят.
Так в бочках сок осенний бродит,
Так флуер бродит по холмам
И месяц ясный по дворам
Идет и дома не находит.
И муст стекает по губам,
Течет и сердца не находит.