Стол запутан кошачьим следом,
Лук в горшочках пускает стрелки,
О сакральном чернеют веды,
Проступившие на побелке
Вязью трещин, тенями рытвин.
В предвкушении страшной мести,
С устаревшей опасной бритвой
Ёжусь я на замшелом кресле.
Мир ответит за носогубки,
Распахавшие эти щёки;
Размельчённые, словно в ступке,
Неуслышанные упрёки;
За запазуху слёзных засух,
За тенёты под нижним веком –
Он ответит за всё и сразу,
Что влилось с материнским млеком.
Так с часок посижу и встану,
Кошку встречу, следы отмою
И иконе скажу упрямо:
«Всё нормуль. Я уже не ною.
Нам ли плакать при вашей жертве,
Мистер Бог (или всё же прана)?
Хоть страшусь неизвестной смерти -
Для известной мне слишком рано.»