Сила слова во благо и на гибель - часть 47я Одиноч

Лидия Кузьмина-Сапогова
1я публикация части 47й («Одиночество»)
на Стихи ру 2018 04 20


   *Если вы читаете текст повторно,
он может быть уже немного другим - 
т.е. точечно или фрагментарно
изменён, дополнен, сокращён,
найденные ошибки исправлены и т.д.
См. выше дату "ближайшей редакции".



       (**2018 03 31 Прошу прощения за возможные «ляпы».
Бывают и по незнанию… 
Чаще – по невниманию.
Например, в результате многократных правок:
меняя слово, забываю тут же изменить согласование. Вот сегодня опять (случайно) –
обнаружила такой обидный факт,
в этом вступлении заменила.
А почти во всех предшествующих ошибка эта висит – надо найти время и устранить.
Буду исправлять по мере обнаружения.
               
                Если вы заметите ошибки
и сочтёте возможным о них сообщить –
заранее благодарю. )



                *******ВАЖНО

               Говорила об этом,
                но есть необходимость повторить:

не всех авторов (и произведения),
упомянутые ниже,
могу назвать любимыми.
Не всегда разделяю мысли и чувства авторов и персонажей.
Иногда – лишь предлагаю «ознакомиться». Чтобы помнить: и так бывает. *******




                Лидия Кузьмина-Сапогова
 

                СИЛА СЛОВА ВО БЛАГО И НА ГИБЕЛЬ –
                часть 47я
                («ОДИНОЧЕСТВО»)

               
                «Да здравствует право читать,
                Да здравствует право писать.

        Правдивой страницы
        Лишь тот и боится,
        Кто вынужден правду скрывать».

                Роберт Бёрнс
                "За тех, кто далеко" 


                ))))))) Повторю
(немного изменив)

                "предварение"
из предыдущих частей –
для тех, кто их не видел. 


_____Начало:

вступление, объяснения –
в трёх публикациях: 

*«Автор Галина Гостева - тема Тотальный диктант-2017
(1я публикация на Проза и Стихи ру 2017 03 17)
и

**«О тотальном диктанте 2018 – и не только – 1»    

***… и  «… - 2»
 
(1я публикация частей 1й и 2й на Проза и Стихи ру 2017 12 09)


_____ Название:

из моего прошлогоднего
рифмованного опуса
                «Пейто – богиня убеждения».
Текст с комментариями есть на страницах.
На Стихи ру – отдельно,
на Проза ру – совместно с «Апостериори».

(Для меня там главное –

      шедевр Ивана Андреевича Крылова

        «СОЧИНИТЕЛЬ И РАЗБОЙНИК»)


_____Содержание:

произвольная подборка
    «о языке»,
          его возможностях  -
                в широком смысле. 

Не только миницитат –
но фрагментов, отрывков,
а коротких произведений и целиком),

интересных и
являющих собой «великолепные образцы» (по мне).

Плюс факты, рассказы, мнения, комментарии, «умозлоключения» (не только мои).
От анекдотов и прочих забавностей – до…

Планирую энное количество частей – как получится. 
Иногда «общего плана», иногда сужая тему.
.

_____Решила не ждать новых писем от организаторов ТД - как повода:
материал есть, мариновать его незачем.

_______________Ничего разособенного:
многое вы знаете, конечно –
но кое-что, возможно, забыли,
а то и прочтёте впервые.


_____Подбирать стараюсь не из «самых известных».
Но делаю исключения.
И даже повторы: кое-что приводила в прежних публикациях по разным поводам –
но там вы можете не увидеть.
Если в этом цикле уместно – то (даже для читавших прежнее) повторение, думаю, оправдано.
 

_____Ключевые слова:

интерес,
знание,
раздумья.


                * NB   
Мнение «говорящего» (т.е. цитируемого)

с моим совпадает не всегда.
Иногда просто представляет интерес - разного рода.


______ На страницах помещу всё «наэтотемное» в отдельную папку.


_____ Сейчас публикую подборки «на скорую руку», поддавшись порыву - увлекло, захватило.
Не претендую на «полное раскрытие темы» - лишь затрагиваю.

План:
вернуться и «улучшить» по возможности
(в нынешнем варианте выбирала из вспомнившегося по теме сразу) –
добавлю, поменяю.
Так хотелось бы… время покажет.



                ** NB
ещё раз:

вынуждена подчеркнуть
ввиду несладкого опыта. ___________ Материал в              предлагаемой форме –

на любителя, да.
И по объёму тоже – велик, согласна.
____Но пишу для тех,
кому всё равно будет интересно,
не вижу смысла «усреднять для удобочитания» –
потому что сама такое читала бы.

                Портал позволяет вольность изложения, без оглядки на формат –
для меня это бесценно.


                ))))))) Пожалуйста,
если такая «подача»
    вам не по вкусу –

                просто не читайте. )))))))





==========================Часть 47я ===== «ОДИНОЧЕСТВО»



_____________ № 1 Иван Бунин «Одиночество»


«И ветер, и дождик, и мгла
Над холодной пустыней воды.
Здесь жизнь до весны умерла,
До весны опустели сады.
Я на даче один. Мне темно
За мольбертом, и дует в окно.
Вчера ты была у меня,
Но тебе уж тоскливо со мной.
Под вечер ненастного дня
Ты мне стала казаться женой…
Что ж, прощай! Как-нибудь до весны
Проживу и один — без жены…
Сегодня идут без конца
Те же тучи — гряда за грядой.
Твой след под дождем у крыльца
Расплылся, налился водой.
И мне больно глядеть одному
В предвечернюю серую тьму.
Мне крикнуть хотелось вослед:
«Воротись, я сроднился с тобой!»
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила — и стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить…
Хорошо бы собаку купить». 




___________________№ 2 Антуан Франсуа Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско»



Я уже заранее составил себе  план  одинокой  и  мирной  жизни.  В  него
входила  уединенная  хижина,  роща  и  прозрачный  ручей  на  краю   сада;
библиотека избранных книг;  небольшое  число  достойных  и  здравомыслящих
друзей; стол умеренный и  простой.  Я  присоединил  к  этому  переписку  с
другом, который, живя в Париже, будет сообщать мне городские  новости,  не
столько для удовлетворения моего  любопытства,  сколько  для  того,  чтобы
развлекать меня суетными волнениями общества. "Разве не буду я счастлив? -
прибавлял я. - Разве не осуществятся все мои желания?"  Несомненно,  такие
планы вполне подходили моим склонностям. Однако, размышляя о столь  мудром
устроении моей будущей жизни, я почувствовал, что сердце  мое  жаждет  еще
чего-то, и, дабы уж ничего  не  оставалось  желать  в  моем  прелестнейшем
уединении, надо было только удалиться туда вместе с Манон».





___________________________________ № 3 Бехер Иоганнес Роберт Бехер


«В целом классе был он одинок.
Бабка не сочувствовала внуку.
А отец был в ярости: «На муку
Обрекает нас такой сынок».
Дома был он заперт на замок
И избит: «Не забывай науку,
Чтобы впредь, вытягивая руку,
Как и все мы, «хайль» кричать ты мог».
Он не стал вытягивать руки,
«Хайль» кричать, приветствуя сатрапа,
А когда за ним пришло гестапо,
Спрятался в обрыве у реки.
Труп нашли в предутренней росе,
Не хотел он быть таким, как все».





_________________ № 4 Гектор Мало «Без семьи»


«В таком состоянии и застала нас тётушка Катерина, которая приехала через час после того, как увели Акена. Она оказалась женщиной весьма энергичной и решительной. Когда-то тётушка Катерина служила кормилицей в Париже. Она хорошо разбиралась в людях и умела устраиваться. Для нас было большим облегчением, когда она взяла на себя заботу о нашей судьбе.
Не прошло и недели после её приезда, как наша участь была решена. Поскольку дети были слишком малы, чтобы жить и работать самостоятельно, их решили взять к себе родные. Лиза должна была ехать к тётушке Катерине, Алексис – в Варе, к дяде-шахтёру, Бенжамен – к другому дяде, садовнику в Сент-Кентене, а Этьеннета – к тётке, жившей на берегу моря, в Эснанде. Я слушал, ожидая, когда очередь дойдёт до меня. Так как тётушка Катерина молчала, я спросил:
– А я?
– Ты ведь нам не родной.
– Я работал вместе со всеми. Спросите Алексиса и Бенжамена, умею ли я работать.
– Кушать ты тоже умеешь, не правда ли?
– Он наш, он принадлежит к нашей семье! – закричали дети.
Лиза подошла к тётушке и умоляюще сложила руки. Её жест был красноречивее слов.
– Моя маленькая, – обратилась к ней тётушка Катерина, – ты просишь, чтобы он поехал с тобой? Но, видишь ли, в жизни не всегда делаешь то, что хочешь. Ты моя родная племянница, и, если мой муж окажется недоволен твоим приездом, мне стоит только сказать ему: «Она нам родня. Кто же пожалеет её, как не мы?» То же самое могут сказать и другие родные. Родственников принимают, а чужих – нет. Нам самим еле хватает на жизнь.
Возражать было нечего, она говорила правду. Я ведь им не родной – разве я мог чего-нибудь требовать».





___________________________ № 5 Дмитрий Мережковский «Одиночество»


«Поверь мне:- люди не поймут
Твоей души до дна!..
Как полон влагою сосуд, -
Она тоской полна.
Когда ты с другом плачешь,- знай:
Сумеешь, может быть,
Лишь две-три капли через край
Той чаши перелить.
Но вечно дремлет в тишине
Вдали от всех друзей, -
Что там, на дне, на самом дне
Больной души твоей.
Чужое сердце - мир чужой,
И нет к нему пути!
В него и любящей душой
Не можем мы войти.
И что-то есть, что глубоко
Горит в твоих глазах,
И от меня - так далеко,
Как звёзды в небесах...
В своей тюрьме,- в себе самом,
Ты, бедный человек,
В любви, и в дружбе, и во всём
Один, один навек»!..





________________________ № 6 Жорж Сименон «И все-таки орешник зеленеет…»


«Она украдкой наблюдает за мной. Она всегда это делала. Все время, пока я жил с ней, меня не оставляло ощущение, что на меня постоянно направлен чей-то оценивающий взгляд.
И сейчас это продолжается. В каждое свое посещение она, наверное, находит меня все более постаревшим, все более вялым. А я призываю на помощь все свои силы. Смешно, ведь я же знаю, что мне ее не обмануть.
— Ты не скучаешь?
— Нет.
— Не жалеешь, что перестал управлять банком?
— Нет.
— Ты там по-прежнему бываешь каждое утро?
— И днем тоже…
Я не хочу, чтобы меня жалели, но чувствую, что она готова меня пожалеть. Она знает квартиру, в которой я живу, и, должно быть, в анфиладе этих огромных комнат я кажусь ей еще более худеньким и невзрачным.
— Ты видела эту Хильду? — спрашиваю я.
— Да, он нас познакомил. Мы вместе обедали у Липпа.
Со мной ее еще не знакомили. Я увижу ее последним. Я не принадлежу к их клану.
Это не совсем точное слово, но я не нахожу другого. Между ними существует что-то вроде сообщничества, поэтому они могут обсуждать друг с другом вопросы, которых не затронули бы в моем присутствии.
Так было всегда. Жан-Люк, например, навещает свою мать каждый раз, как бывает в Париже, а ко мне заходит очень редко. Я уверен, что они хорошо ко мне относятся. Они даже в известной мере восхищаются мною, тем, чего я достиг со времени Макона. И все же они не хотели бы походить на меня и ставят мне в вину условия, в которых я их воспитал.
Это трудно объяснить. Я не сказал бы, что они циничны, что от меня им нужны только деньги. Это было бы неверно. Но почему-то всегда получается так, что они приходят ко мне, когда я им нужен.
Как они говорят обо мне?
— Этот бедный старина Бай…
Я для них человек другой эпохи, живущий в обстановке другой эпохи…
— Должно быть, он ведет не очень веселую жизнь…
— Зато он прожил достаточно, ни в чем себе не отказывая, не так ли?
Так, я ни в чем себе не отказывал.
— Натали тебе не звонила?
— Она должна была звонить?
— Она мне вдруг сказала, что хочет повидать тебя на этих днях, и я ей посоветовала сначала позвонить…
— Почему?
— Без звонка она может прийти не вовремя.
— Что значит «не вовремя»?
— А вдруг у тебя кто-нибудь будет?
— Ты думаешь, женщина?
— Хотя бы…
— Здесь я женщин не принимаю…
Она как будто удивилась, потом приняла лукавый вид.
— Значит, мадам Даван…
Я краснею. Я никогда не прикасался к мадам Даван, и Жанна ее почти не знает — до нашего развода ее в доме не было. Лишь после того как от меня ушла Нора и я остался один, я начал искать горничную.
— Ты ошибаешься.
- Тогда как же ты устраиваешься?
Это ее забавляет. Она всегда любила задавать нескромные вопросы, даже нашим друзьям, которые очень смущались.
— Я хожу к мадам Бланш.
— Кто это мадам Бланш?
— Очень приличная седовласая дама. Она живет в особняке на улице Лонгшан. Туда не всякого пускают. Надо, как в сказке, показать белую лапку. И лучше предупредить о своем приходе за несколько часов…
— Понимаю…
— Она знает много молодых женщин…
Я не решаюсь спросить у нее:
— «А ты?»
Я не могу быть таким жестоким, как она, хотя и сержусь на нее за то, что она заговорила о мадам Даван.

^…^

Я много думаю о своем возрасте, слишком много. Так, например, если иногда я хожу на улицу Лонгшан к мадам Бланш, то это потому, что не хочу навязывать старикашку вроде себя никакой другой женщине, кроме профессионалки.
Однако я не чувствую себя старым. Не знаю, знакомо ли это ощущение другим мужчинам моего возраста. В глубине души мне кажется, что я так и остался мальчишкой.
В молодости я был убежден, что рано или поздно все становятся взрослыми, что наступает момент, когда вдруг чувствуешь себя сильным, уверенным и решаешь все вопросы мудро и хладнокровно.
Это не так. Многие мужчины лучше меня умеют играть комедию, облекаются в строгие и торжественные одежды, нарочно придают своим лицам важность. Придумали титулы, так называемые почести, ордена, академии.
И все же остаются мальчишками.
Давеча я покраснел, будто меня застали на месте преступления. А что произойдет теперь? Произойдет наверняка, но, надеюсь, не испортит наших отношений.
Почему, сидя в ванне, я вспоминаю, при каких обстоятельствах встретил графиню Пассарелли? Может быть, потому, что и в тот раз я вел себя, как только что оперившийся юнец.
Мне было пятьдесят восемь. Прошло уже семь лет, как я развелся с Жанной, но жениться не думал. У меня бывали порой приключения, и я наслаждался свободой».





_________________ № 7 Игорь Северянин «Закаты одиночества»


«Если с нею — как храм, природа.
Без любимой — она тюрьма.
Я за марку улов свой отдал:
Без обеда — не без письма.
Я пишу ей, что трижды встретил
Без нее — и я жив? — закат,
Что не надо рождаться детям,
Если ждет их, как нас, тоска.
Что для счастья большой и белой
И единственной, как земля,
Я не знаю, чего не сделал,
Но я знаю, что сделал я»!


Озеро Uljаste
1925





__________________ № 8 Иван Тургенев «Гамлет Щигровского уезда»



«— Я вас не имею удовольствия знать, — возразил я. — Почему вы могли заключить...— Почему! Да по одному звуку вашего голоса: вы так небрежно мне отвечаете... А я совсем не то, что вы думаете...— Позвольте...— Нет, вы позвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а по-немецки даже лучше; во-вторых, я три года провел за границей: в одном Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый государь, знаю Гёте наизусть; сверх того, я долго был влюблен в дочь германского профессора и женился дола на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной личности. Стало быть, я вашего поля ягода; я не степняк, как вы полагаете... Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.Я поднял голову и с удвоенным вниманием посмотрел на чудака. При тусклом свете ночника я едва мог разглядеть его черты.— Вот вы теперь смотрите на меня, — продолжал он, поправив свой колпак, — и, вероятно, самих себя спрашиваете: как же это я не заметил его сегодня? Я вам скажу, отчего вы меня не заметили, — оттого, что я не возвышаю голоса; оттого, что я прячусь за других, стою за дверьми, ни с кем не разговариваю; оттого, что дворецкий с подносом, проходя мимо меня, заранее возвышает свой локоть в уровень моей груди... А отчего всё это происходит? От двух причин: во-первых, я беден, а во-вторых, я смирился... Скажите правду, ведь вы меня не заметили?— Я действительно не имел удовольствия...— Ну да, ну да, — перебил он меня, — я это знал.Он приподнялся и скрестил руки; длинная тень его колпака перегнулась со стены на потолок.— А признайтесь-ка, — прибавил он, вдруг взглянув на меня сбоку, — я должен вам казаться большим чудаком, как говорится, оригиналом, или, может быть, пожалуй, еще чем-нибудь похуже: может быть, вы думаете, что я прикидываюсь чудаком?— Я вам опять-таки должен повторить, что я вас не знаю...Он на мгновение потупился.— Почему я с вами, вовсе мне незнакомым человеком, так неожиданно разговорился — господь, господь один ведает! (Он вздохнул.) Не вследствие же родства наших душ! И вы, и я, мы оба порядочные люди, то есть эгоисты: ни вам до меня, ни мне до вас нет ни малейшего дела; не так ли? Но нам обоим не спится... Отчего ж не поболтать? Я же в ударе, а это со мной редко случается. Я, видите ли, робок, и робок не в ту силу, что я провинциал, нечиновный, бедняк, а в ту силу, что я страшно самолюбивый человек. Но иногда, под влиянием благодатных обстоятельств, случайностей, которых я, впрочем, ни определить, ни предвидеть не в состоянии, робость моя исчезает совершенно, как вот теперь, например. Теперь поставьте меня лицом к лицу хоть с самим Далай-Ламой, — я и у него табачку попрошу понюхать. Но, может быть, вам спать хочется?— Напротив, — поспешно возразил я, — мне очень приятно с вами разговаривать.— То есть я вас потешаю, хотите вы сказать... Тем лучше... Итак-с, доложу вам, меня здесь величают оригиналом, то есть величают те, которым случайным образом, между прочей дребеденью, придет и мое имя на язык. «Моей судьбою очень никто не озабочен». Они думают уязвить меня... О боже мой! если б они знали... да я именно и гибну оттого, что во мне решительно нет ничего оригинального, ничего, кроме таких выходок, как, например, мой теперешний разговор с вами; но ведь эти выходки гроша медного не стоят. Это самый дешевый и самый низменный род оригинальности.Он повернулся ко мне лицом и взмахнул руками.— Милостивый государь! — воскликнул он. — Я того мнения, что вообще одним оригиналам житье на земле; они одни имеют право жить. Mon verre n'est pas grand, mais je bois dans mon verre 1, сказал кто-то. Видите ли, — прибавил он вполголоса, — как я чисто выговариваю французский язык. Что мне в том, что у тебя голова велика и уместительна и что понимаешь ты всё, много знаешь, за веком следишь, — да своего-то, особенного, собственного, у тебя ничего нету! Одним складочным местом общих мест на свете больше, — да какое кому от этого удовольствие? Нет, ты будь хоть глуп, да по-своему! Запах свой имей, свой собственный запах, вот что! И не думайте, чтобы требования мои насчет этого запаха были велики... Сохрани бог! Таких оригиналов пропасть: куда ни погляди — оригинал; всякий живой человек оригинал, да я-то в их число не попал!— А между тем, — продолжал он после небольшого молчания, — в молодости моей какие возбуждал я ожидания! Какое высокое мнение я сам питал о своей особе перед отъездом за границу, да и в первое время после возвращения! Ну, за границей я держал ухо востро, всё особнячком пробирался, как оно и следует нашему брату, который всё смекает себе, смекает, а под конец, смотришь, — ни аза не смекнул!— Оригинал, оригинал! — подхватил он, с укоризной качая головой... — Зовут меня оригиналом... А на деле-то оказывается, что нет на свете человека менее оригинального, чем ваш покорнейший слуга. Я, должно быть, и родился-то в подражание другому... Ей-богу! Живу я тоже словно в подражание разным мною изученным сочинителям, в поте лица живу; и учился-то я, и влюбился, и женился, наконец, словно не по собственной охоте, словно исполняя какой-то не то долг, не то урок, — кто его разберет!Он сорвал колпак с головы и бросил его на постель.— Хотите, я вам расскажу жизнь мою, — спросил он меня отрывистым голосом, — или, лучше, несколько черт из моей жизни?— Сделайте одолжение.— Или нет, расскажу-ка я вам лучше, как я женился. Ведь женитьба дело важное, пробный камень всего человека; в ней, как в зеркале, отражается... Да это сравнение слишком избито... Позвольте, я понюхаю табачку.Он достал из-под подушки табакерку, раскрыл ее и заговорил опять, размахивая раскрытой табакеркой.— Вы, милостивый государь, войдите в мое положение... Посудите сами, какую, ну, какую, скажите на милость, какую пользу мог я извлечь из энциклопедии Гегеля? Что общего, скажите, между этой энциклопедией и русской жизнью? И как прикажете применить ее к нашему быту, да не ее одну, энциклопедию, а вообще немецкую философию... скажу более — науку?Он подпрыгнул на постели и забормотал вполголоса, злобно стиснув зубы:— А, вот как, вот как!.. Так зачем же ты таскался за границу? Зачем не сидел дома да не изучал окружающей тебя жизни на месте? Ты бы и потребности ее узнал, и будущность, и насчет своего, так сказать, призвания тоже в ясность бы пришел... Да помилуйте, — продолжал он, опять переменив голос, словно оправдываясь и робея, — где же нашему брату изучать то, чего еще ни один умница в книгу не вписал! Я бы и рад был брать у ней уроки, у русской жизни-то, — да молчит она, моя голубушка. Пойми меня, дескать, так; а мне это не под силу: мне вы подайте вывод, заключенье мне представьте... Заключенье? — Вот тебе, говорят, и заключенье: послушай-ка наших московских — не соловьи, что ли? — Да в том-то и беда, что они курскими соловьями свищут, а не по-людскому говорят... Вот я подумал, подумал — ведь наука-то, кажись, везде одна, и истина одна, — взял да и пустился, с богом, в чужую сторону, к нехристям... Что прикажете! — молодость, гордость обуяла. Не хотелось, знаете, до времени заплыть жиром, хоть оно, говорят, и здорово. Да, впрочем, кому природа не дала мяса, не видать тому у себя на теле и жиру!— Однако, — прибавил он, подумав немного, — я, кажется, обещал вам рассказать, каким образом я женился. Слушайте же. Во-первых, доложу вам, что жены моей уже более на свете не имеется, во-вторых... а во-вторых, я вижу, что мне придется рассказать вам мою молодость, а то вы ничего не поймете... Ведь вам не хочется спать?— Нет, не хочется.— И прекрасно. Вы послушайте-ка... вот в соседней комнате господин Кантагрюхин храпит как неблагородно! Родился я от небогатых родителей — говорю родителей, потому что, по преданью, кроме матери, был у меня и отец. Я его не помню; сказывают, недалекий был человек, с большим носом и веснушками, рыжий и в одну ноздрю табак нюхал; в спальне у матушки висел его портрет, в красном мундире с черным воротником по уши, чрезвычайно безобразный. Мимо его меня, бывало, сечь водили, и матушка моя мне в таких случаях всегда на него показывала, приговаривая: он бы еще тебя не так. Можете себе представить, как это меня поощряло. Ни брата у меня не было, ни сестры; то есть, по правде сказать, был какой-то братишка завалящий, с английской болезнью на затылке, да что-то скоро больно умер... И зачем, кажись, английской болезни забраться Курской губернии в Щигровский уезд? Но дело не в том. Воспитанием моим занималась матушка со всем стремительным рвением степной помещицы: занималась она им с самого великолепного дня моего рождения до тех пор, пока мне стукнуло шестнадцать лет... Вы следите за ходом моего рассказа?— Как же, продолжайте.— Ну, хорошо. Вот, как стукнуло мне шестнадцать лет, матушка моя, нимало не медля, взяла да прогнала моего французского гувернера, немца Филиповича из нежинских греков; свезла меня в Москву, записала в университет, да и отдала всемогущему свою душу, оставив меня на руки родному дяде моему, стряпчему Колтуну-Бабуре, птице, не одному Щигровскому уезду известной. Родной дядя мой, стряпчий Колтун-Бабура, ограбил меня, как водится, дочиста... Но дело опять-таки не в том. В университет вступил я — должно отдать справедливость моей родительнице — довольно хорошо подготовленный; но недостаток оригинальности уже и тогда во мне замечался. Детство мое нисколько не отличалось от детства других юношей: я так же глупо и вяло рос, словно под периной, так же рано начал твердить стихи наизусть и киснуть, под предлогом мечтательной наклонности... к чему бишь? — да, к прекрасному... и прочая. В университете я не пошел другой дорогой: я тотчас попал в кружок. Тогда времена были другие... Но вы, может быть, не знаете, что такое кружок? Помнится, Шиллер сказал где-то:
Gef;hrlich ist's den Leu zu wecken,
Und schreklich ist des Tigers Zahn,
Doch das schrecklichste der Schrecken —
Das ist der Mensch in seinem Wahn! 2

Он, уверяю вас, он не то хотел сказать; он хотел сказать: Das ist ein «кружок»... in der Stadt Moskau!— Да что ж вы находите ужасного в кружке? — спросил я.Мой сосед схватил свой колпак и надвинул его себе на нос.— Что я нахожу ужасного? — вскрикнул он. — А вот что: кружок — да это гибель всякого самобытного развития; кружок — это безобразная замена общества, женщины, жизни; кружок... о, да постойте; я вам скажу, что такое кружок! Кружок — это ленивое и вялое житье вместе и рядом, которому придают значение и вид разумного дела; кружок заменяет разговор рассуждениями, приучает к бесплодной болтовне, отвлекает вас от уединенной, благодатной работы, прививает вам литературную чесотку; лишает вас, наконец, свежести и девственной крепости души. Кружок — да это пошлость и скука под именем братства и дружбы, сцепление недоразумений и притязаний под предлогом откровенности и участия; в кружке, благодаря праву каждого приятеля во всякое время и во всякий час запускать свои неумытые пальцы прямо во внутренность товарища, ни у кого нет чистого, нетронутого места на душе; в кружке поклоняются пустому краснобаю, самолюбивому умнику, довременному старику, носят на руках стихотворца бездарного, но с «затаенными» мыслями; в кружке молодые, семнадцатилетние малые хитро и мудрено толкуют о женщинах и любви, а перед женщинами молчат или говорят с ними, словно с книгой, — да и о чем говорят! Б кружке процветает хитростное красноречие; в кружке наблюдают друг за другом не хуже полицейских чиновников... О кружок! ты не кружок: ты заколдованный круг, в котором погиб не один порядочный человек!— Ну, это вы преувеличиваете, позвольте вам заметить, — прервал я его.Мой сосед молча посмотрел на меня.— Может быть, господь меня знает, может быть. Да ведь нашему брату только одно удовольствие и осталось — преувеличивать. Вот-с таким-то образом прожил я четыре года в Москве. Не в состоянии я описать вам, милостивый государь, как скоро, как страшно скоро прошло это время; даже грустно и досадно вспомнить. Встанешь, бывало, поутру, и словно с горы на салазках покатишься... Смотришь, уж и примчался к концу; вот уж и вечер; вот уж заспанный слуга и натягивает на тебя сюртук — оденешься и поплетешься к приятелю и давай трубочку курить, пить жидкий чай стаканами да толковать о немецкой философии, любви, вечном солнце духа и прочих отдаленных предметах. Но и тут встречал я оригинальных, самобытных людей: иной, как себя ни ломал, как ни гнул себя в дугу, а всё природа брала свое; один я, несчастный, лепил самого себя, словно мягкий воск, и жалкая моя природа ни малейшего не оказывала сопротивления! Между тем мне стукнуло двадцать один год. Я вступил во владение своим наследством, или, правильнее, тою частью своего наследства, которую мой опекун заблагорассудил мне оставить, дал доверенность на управление всеми вотчинами вольноотпущенному дворовому человеку Василью Кудряшеву и уехал за границу, в Берлин. За границей пробыл я, как я уже имел удовольствие вам донести, три года. И что ж? И там, и за границей, я остался тем же неоригинальным существом. Во-первых, нечего и говорить, что собственно Европы, европейского быта я не узнал ни на волос; я слушал немецких профессоров и читал немецкие книги на самом месте рождения их... вот в чем состояла вся разница. Жизнь вел я уединенную, словно монах какой; снюхивался с отставными поручиками, удрученными, подобно мне, жаждой знанья, весьма, впрочем, тугими на понимание и не одаренными даром слова: якшался с тупоумными семействами из Пензы и других хлебородных губерний; таскался по кофейным, читал журналы, по вечерам ходил в театр».





______________________________________ № 9 Илья Сельвинский


«Трижды женщина его бросала,
Трижды возвращалась. На четвертый
Он сказал ей грубо: - Нету сала,
Кошка съела. Убирайся к черту!
Женщина исчезла. Совсем. Исчезла.
Поглотила женщину дорога.
Одинокий - он уселся в кресло.
Но остался призрак у порога.
Будто слеплена из пятен крови,
Милым, незабвенным силуэтом
Женщина стоит у изголовья...
Человек помчался за советом!
Вот он предо мной. Слуга покорный -
Что могу сказать ему на это?
Женщина ушла дорогой черной,
Стала тесной женщине планета.
Поддаваясь горькому порыву,
Вижу, с белым шарфиком на шее
Женщина проносится к обрыву...
Надо удержать ее! Скорее!
Надо тут же дать мужчине крылья!
И сказал я с видом безучастным:
- Что важнее: быть счастливым или
Просто-напросто не быть несчастным?
              ОН
- Не улавливаю вашей нити...
Быть счастливым - это ведь и значит
Не бывать несчастным. Но поймите:
Женщина вернется и заплачет!
             Я
- Но она вернется? Будет с вами?
Ну, а слезы не всегда ненастье:
Слезы милой осушать губами -
Это самое большое счастье».

1959




_____________________________ № 10 Иосиф Бродский  «Одиночество"





     «Когда теряет равновесие
     твое сознание усталое,
     когда ступеньки этой лестницы
     уходят из под ног,
     как палуба,
     когда плюет на человечество
     твое ночное одиночество, --

     ты можешь
     размышлять о вечности
     и сомневаться в непорочности
     идей, гипотез, восприятия
     произведения искусства,
     и -- кстати -- самого зачатия
     Мадонной сына Иисуса.

     Но лучше поклоняться данности
     с глубокими ее могилами,
     которые потом,
     за давностью,
     покажутся такими милыми.
     Да.
         Лучше поклоняться данности
     с короткими ее дорогами,
     которые потом
     до странности
     покажутся тебе
     широкими,
     покажутся большими,
     пыльными,
     усеянными компромиссами,
     покажутся большими крыльями,
     покажутся большими птицами.

     Да. Лучше поклонятся данности
     с убогими ее мерилами,
     которые потом до крайности,
     послужат для тебя перилами
     (хотя и не особо чистыми),
     удерживающими в равновесии
     твои хромающие истины
     на этой выщербленной лестнице».

1959




==============================================2018 04 20