А по нашей Мангазее
Разгулялись ротозеи.
Но на каждый ли роток
Царский сыщется платок?
Кормчий сурово глядит на безбрежность торосов:
Врёшь, не возьмёшь! Отворишь ворота Енисея
к златокипящей далёкой земле Мангазее.
Выдашь её мне богатства по первому спросу.
Годунов к поморам строг:
"Коль не хочется в острог,
волю выполните разом, –
к вам посланник мой, с указом.
Нажились на соболях,
я ж остался на нулях!
Бита шапка Мономаха
молью в нескольких местах.
В общем, делимся «по-братски».
Иль идти мне побираться?!"
Вышли с промысла поморы,
закипело дело споро.
Топоры стучат, пилы тренькают.
И служивый люд тут как тут –
обживается пятистенками.
Год за годом жилось припеваючи,
но пришла беда. Криком чаячьим,
плачем женским и детским ужасом,
да мужицким матом нешуточным
отвечала округа стрельбе пушечной.
Воеводы друг на друга наушничали,
разорили посад, обескровили,
породили годину суровую.
"Белка бита, соболь бит,
воевод ясак велик…"
– думал думу самоед.
Долго думал, сорок лет.
Да гори оно огнём!
Без царя ль не проживём?
Уходили с места погорелого
люди царские в другие пределы.
Туруханск ставить, государя славить.
Кто Сибирь познавать, а кто мошну набивать.
Солнце сдаётся студёному морю на милость.
Хитро прищурив глаза, смотрит вдаль самоедка.
Гарь пепелища мешается с хохотом едким:
"Царь… что мне царь... На него б я ещё не молилась!"