Они были простыми дворовыми пацанами. Ничто не предвещало патриотизма. И когда Родина оказалась в опасности, они первыми встали на защиту.
Пусть в душе кавардак
И совсем отвернулась удача
Шут, напялив колпак,
И улыбкой своей кавардачьей
Рассмешил полдвора,
И вторую потом половину.
Прошептал вдруг: пора.
И исчез с поля боя.
А попросту сгинул…
У шута было имя Данила
И была у него папаха.
Она тайну его хранила,
Мол, не ведал хозяин страха.
Что мог в бой, если рядом пули,
И на танке мог, если надо.
В том бою его обманули:
Пуля стала его наградой…
В чем обман? В том, что правды
намного больше
Между Киевом, Русью
И старой Польшей.
Но он видел в нём толк,
Где дешевое стало дороже,
И поэтому бьют по лицу
Или сразу по роже.
У Данилы своя задача:
Он не воет, а тихо плачет
Над разорванной в хлам папахой,
И не рвет на груди рубаху.
Он на всё теперь смотрит иначе
С кавардадачьей улыбкой –
На плаху.
Полдвора поминают брата,
Над подъездом клепают даты,
На звезде его имя – вечно,
Остановка в пути – конечна.
Орден с кровью в полста каратов,
А Данила не был женатым.
Не оставил ни дочь, ни сына.
У подъезда растет осина.
Память тоже растет о Дане,
Сохранит ее мать годами.
На ветру души наши меркнут,
Понимая, что каждый смертный.
За пятак не купить свободу
Ни врагу, ни себе в угоду.