Ну, вот и пришла, наконец, долгожданная эта весна. Пришла как тать, ночью, с громом и молнией, с хлопаньем пузырей в лужах, но без такого желанного шума листвы, их безвольного лепета, всегда убаюкивающего своей покорностью. Открытое окно на балконе дарила благость озона и тихую умиротворённость. Сон в эту ночь, был глубок и невинен. Утро же солнечным, как ему и полагалось быть в такое утро. Правда, в ине-те, не советовали обольщаться по поводу пришедшего тепла. К вечеру должно похолодать и конечно непременно следует снова ждать дождя. Что ж, значит, Весна ещё не до конца оплакала Матушку, и панихида с плачем затянется на неделю. Надо идти в магазин за молоком и хлебом, да и за новой лампочкой, что перегорела в нашей спальне. А там, без света, что делать, когда жена в командировке? Только читать, образовываться, поднимая себя над суетой повседневного быта.
Путь мой лежит через «Мост Победы». Бронзовые защитники стоят спиной к Кремлю, приветствуя Великую Победу. У «сестрички» в руках автомат «ППШ», но она его держит подобно мечу, и всем своим обликом словно повторяет Родину Мать на Мамаевом кургане. Перед её подножием, поворачиваю налево, и по гранитной лестницы спускаюсь вниз.
В магазине «Белорусские товары» предлагают сыры и мясное. Выбор вроде большой, а на деле многое уже перепробовано. «Барона» больше не завозят, остаётся «Король Артур» и конечно «Пармезан». Остальное, увы, не катит. Да, ещё хлеб; вкусный, бездрожжевой. И хотя сейчас такого хлеба много, но опять-таки здесь свои приоритеты. По дороге за молоком, тут уже главное предпочтение «ВкусВилл», хотя, если о предпочтениях, название «Избёнка» более правильное, что ли. Мы живём в России, ну зачем нам «Вкус Village (село, деревня, городок)», какой-то гибрид, ей богу, наверно дань либералам, они ведь без Запада и шагу ступить не могут. Ну, это так, побочные мысли. По дороге захожу в книжный, вдруг что-то попадётся из умных книг.
– Здравствуйте…
– Здравствуйте. Где у вас полки с книгами о Вере.
– Вот здесь, нет, их, кажется, перенесли. Да, вот… Нет, нет на нижних полках.
Библия – большая, чёрная, Толковая библия, Псалтырь, ряд богослужебных, молебных. Ниже ряд рождественский сказок – «свидетелей истины». И никакой серьёзной богословской литературы.
– М-да, – отворачиваюсь и смотрю новинки. Глаз сразу выхватывает такое знакомое и родное лицо. «Всё не так, ребята…». Воспоминания друзей о Владимире Высоцком, в собрании Игоря Кохановского, под редакцией Дмитрия Быкова. Пролистываю – набор стандартных фото, виденных многократно в подобных собраниях. Вообще-то, дома довольно приличная подборка воспоминаний и откровений его современников. Есть и несколько собраний сочинений, не говоря уже о солидной коллекции пластов и дисков. Но моя гордость, это самолично состряпанный двухтомник, из собранных в первые годы после его смерти публикаций. Плотина восхвалений ещё не была открыта, но уже появлялись первые ручейки публикаций. Порой это проскальзывало в знакомых на слух строчках, в подзаголовках газет, порой в привезённых из Москвы, отксеренных номерах самиздатовского «Ваганта» и конечно «Огоньке», полностью посвященном Владимиру Семёновичу. Позже уже появились знаменитый «Нерв» и собрание Львова. Мой приятель Валера до сих пор собирает все публикации о В.С.Высоцком, а я остановился. Нельзя свою жизнь замкнуть на чужой, даже если это и жизнь гения. Но главное, первые публикации были знаками признательности и любви, их запрещали, за них могли наказать, а потом, когда власти убрали негласный запрет, и на В.С. Высоцком, как на лифте, можно, стало быть, подняться, грянул поток. И нёс сей потоп не только «благую весть», но и весьма мутные воды апокрифов. Один писал, как спиной к спине с «Володькой» они отбивались от наглых местных в Грузии, другой, как принимал своего друга «Володьку» в той же Грузии, и, судя по деталям, описывалось одно и то же действительное приключение, где враг предаётся воспоминанием, каким он был другом. Копаться во всём этом абсолютно не хочется, хотя и подлинный интерес к Владимиру Семёновичу не остыл.
Открываю наугад. Александр Митта:
«Отдаленно это напоминает выступления поэта Дмитрия Быкова. Только Высоцкий говорил тише, а самоирония будто порхала…».
Господи, ну причём здесь Быков, сразу вспомнились его «актуальные стихи на злобу дня» в исполнении М. Ефремова. Резко запахло атмосферой «Дождя». «Всё вокруг паршиво и хреново, только я весь белый и пушистый…». И почему-то строки:
Я себя под Лениным чищу,
чтобы плыть в революцию дальше…
И как отсыл, к его же предисловию: «в этом сборнике случаются свидетельства вроде «А меня Том Сойер однажды здорово поколотил»». Действительно самоирония.
Ладно, делаю ещё одну попытку, открываю снова. Валерий Золотухин:
11.06.1973
Сегодня разговаривали между собой поэты… Андрей Вознесенский и Володя:
– Володя, приезжай ко мне 14-го на дачу.
– Обязательно, Андрей. Мне тебе нужно много почитать, чтобы ты отобрал для печати, что считаешь… Вот послушай два… Я все равно должен у тебя отобрать полчаса…
И Володя долго читал. А я хохотал. Потому что Андрей слушал и думал о своем. Он звал к себе на дачу, чтоб подумать о пятисотом спектакле «Антимиров». А Володя – о своем. А я – о своем. Позвонил в журнал: поехать на банкет «Юности» не могу, играю за Бортника, которого, кажется, уволили. ‹…›
16.09.1973
С Высоцким мы сейчас много говорим «о проблемах литературы, о путях ее и людях» и пр. Он обиделся кровно, когда кто-то, желая польстить мне при нем, сказал, что я пишу «ну вот… как Аксёнов…»
– Что? – сказал Володя. – Да вы что, офигели? Аксёнову не снилось так писать. ‹…›
М-да, своя рубашка всегда ближе к телу. Как-то не хорошо это, не красиво, что ли.
«А я хохотал…», «….играю за Бортника, которого, кажется, уволили.», «Аксёнову не снилось так писать».
Пропадает желание делать третью попытку. Ставлю книгу на место и беру со стола
толстенный том с претензионным названием: «Империя должна умереть.
История русских революций в лицах. 1900-1917». Михаил Викторович Зыгарь. Автор редактор «Дождя» по 2015 год.
У-у-у…, ладно, почитаю аннотации на обороте, может не всё так плохо. Кто у нас тут?
Владимир Познер, человек с четверным гражданством, властитель голубого экрана времён 90-х, когда вся страна жаждала, с наивной надеждой, открытия для себя Запада. Ведь Занавес наконец-то был отдёрнут и «на дворе пахнуло озоном…». Сторонник легализации однополых браков и легализации продажи наркотиков. Человек, заявивший в минуты откровения: «В России меня держит только моя работа. Я не русский человек, это не моя родина, я здесь не вырос, я не чувствую себя здесь полностью дома — и от этого очень страдаю. Я чувствую в России себя чужим. И если у меня не будет работы, я поеду туда, где чувствую себя дома. Скорее всего, я уеду во Францию». И как пояснение, почему же он не уезжает: «У меня такое положение тут, которого не будет ни во Франции, ни в Америке. Это совершенно очевидно. Поэтому, если я не смогу больше работать, если мне не дадут работать, то не исключено, что я уеду».
Так каково мнение сего «гениального предателя», как называл его Михаил Задорнов.
– Не могу вспомнить ни одной книги — ни российского, ни зарубежного автора, — которая бы столь полно, точно и мощно представила читателю суть ключевого исторического события. Тем, кто стремится понять, почему произошло то, что произошло, чтение этой книги обязательно.
Ладно, кто тут ещё кроме «убеждённого коммуниста и атеиста» Познера, ага – Борис Акунин. Тоже бывший, во всяком случае, для меня «владетель дум». Кстати рядом и книга его «Не прощаюсь»…, контрольный выстрел в Эраста Фандорина. Да-а-а.., добил всё таки Эрастушку, надоело видно издеваться над ним. Ведь и то надо заметить, как Фандорин деградировал в последних книгах. Ушла удача, сплошные проколы. Из гениального сыщика герой скатился в слепого обывателя, ничего не замечающего у себя под носом. Вспоминается как в «Великолепном» писатель, в образе Бельмондо, издевался над своим главным спецагентом, выставляя его полным идиотом. Что поделать, когда политик убивает в писателя автора, жертвой становятся его герои. Хоть так отомстить, этой, не понимающей его, России, объединив в одном романе судьбы два главных персонажей из разных циклов. Оба изначально положительные, но одного надо взорвать, поскольку у него, не сгибаемый стержень внутри, а другого сделать подлецом, чтоб показать, что в новой России, только так и можно выжить. А героиню, объединяющую вторую книгу с последней, выкинуть за границу, где она сможет «достойно жить», как и приличествует настоящему интеллигенту.
– Это именно такое изложение истории, которое лично мне больше всего нравится.
Григорий Чхартишвили (Борис Акунин) писатель.
И конечно Владимир Войнович, автор саркастического «Чонкина» с нотацией.
– Творцам сегодняшней истории хорошо бы почитать, подумать, извлечь урок.
Ну, почему, эмигранты так любят учить оставшихся, как им жить в их стране.
А на сладкое ещё одна аннотация – предисловие.
«Глава за главой, через живые истории людей, в книге «Империя должна умереть» Михаил Зыгарь показывает, как империя неуклонно движется к катастрофе и почему ничто не может ее спасти.
Главный герой этой книги — российское гражданское общество. Оно зарождается в первые годы ХХ века, развивается на глазах у читателя и на его же глазах исчезает вскоре после 1917 года. Узнавая хронику событий столетней давности, читатель может понять, что происходит сегодня, и попробовать заглянуть в будущее».
Вот и выходит, что будущее у нас только одно… «Империя должна умереть».
Рядом лежит книга потоньше: «Собчак против всех». Против всех, значит и против меня. Кандидатка, етить её за ногу. Сначала обзывает нас лохами и быдлом, детей – говнюками, а затем голосуйте за неё. Неужели она всерьёз думает, что на Руси сплошь идиоты, и не осознают, что за воцарением Ксении I, последует погибель самой России?
Мы с ней живём по разным понятиям и в разных странах, хотя и с одним светлым именем Россия, потому и нет у нас с ней нет и быть не может ничего общего.
Иду к выходу.
– Подождите, у нас ещё здесь новинки.
– Очередной Ден Браун. Нет, спасибо, не надо. До свидания.
На улице свежо и приятно, немного даже жарковато. Верно, быть снова дождю. Захожу за молоком и беру побольше. В ближайшие дни только работа. На обратном пути через мост вспоминается Мастер.
«Смерти нет… Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты…».
Баккуроты, скороспелые плоды смоквы или по-нашему инжира, то бишь фиги.
Фиги…, смешно. Мысленно переиначиваю «Смерти нет, мы фиги потребили…». Или так:
«Смерти нет…, мы фиги потребляем, по весне, и этим продлеваем, бесконечной жизни круговерть».
Вчера видел по ноутбуку в антикварном отделе забавную вещицу. Древнюю, очень древнюю. Скорее всего Рим. С одной стороны восставшая плоть, с другой в точно таком ракурсе рука с фигой (дулей стало быть). Внизу плотные кучерявые листья, из под которых выглядывают груши. Фиги, они и есть фиги.
– Павлин говоришь, ну, ну…
Прихожу домой. На душе не спокойно, что-то гложет и не даёт покоя. Опять заморочки «старого, потерянного интеллигента».
– А может я не прав, может чего-то недопонял? Включаю комп и набираю в поиске «книга Империя должна умереть».
«Несмотря на документальную точность, это скорее детектив, чем исторический роман или, тем более, учебник. Настолько захватывающе и современно об истории еще не писал никто. И поэтому книга будет интересная самому широкому кругу читателей».
Пока одни рекламные штампы. Ага, вот и сам автор.
– Ленин человек далёкий от психического здоровья. Все они врут, почти все они искренне врут, почти все они искренне заблуждаются. Они искренни в своих ошибках. Они ненавидят друг друга.
– Книга получилась не очень тонкая, это настоящий портал в прошлое.
Вопрос: «Если все они врут, то откуда автор знает правду, он что; пророк или Мессия, или создатель фантастического «портала», ведущего только к одной единственной мысли: «Империя (читай Россия) должна умереть»?
– Нет, господин хороший, ешьте сами свои фиги. А что там Собчак, посмотрим видио.
М-да, без мата и комментировать невозможно. Ну, может быть, она хоть в книге своей что-то интересное откроет читателям.
«В «Бублике» была забита стрелка». «Ярошенко хочет со мной что-то с глазу на глаз перетереть». Так-с, пока похоже на криминальный детектив.
«В дальнем углу уже сидел худощавый мужчина в шарфе. Мужчина был похож на эмигрировавшего в Чехословакию поляка. В морщинах, в раньше времени появившихся впадинах на щеках, в тоскливом и равнодушном взгляде — во всем его естестве сочилась бессмысленность совершенного им когда-то выбора.
За столом сидел человек, рожденный, возможно, командовать фронтом, но вынужденный заниматься отшивом кальсон».
Удивительно, в трёх предложениях Собчак умудрилась, с мировоззрением старого потёртого жизнью философа, опустить и Чехословакию, и поляков, и человека у которого она с компаньоном собирается брать интервью. Для чего же она это делает. А для того, чтоб унизить человека, поддерживающего Ивана Охлобыстина — семьянина с положительным имиджем, священнослужителя, отца шестерых детей и к тому же популярного актера с высоким рейтингом. Ведь Охлобыстин на прямой вопрос из зала:
«Как вы относитесь к гомосексуалистам?» Ответил «Я считаю, что гомосексуалистов надо сжигать». В ответ — аплодисменты зала.
Собчак не интересует мнение публики, ведь народ — «быдло», для неё, ей куда важней всё поставить с ног на голову, подогнать всё под Западную модель восприятия бытия.
«Собчак: Дело в том, что против подобного рода заявлений нигде в мире нет законов. Единственный способ, которым общество во всех странах научилось бороться с такого рода провокациями, — это общественное порицание. Человек, заявляющий подобные вещи в Америке, в Англии, в Германии — где угодно — про геев, про евреев, про женщин или чернокожих, становится изгоем. Его перестают принимать на работу, подписывать рекламные контракты. Почему вы не внесли свою лепту в то, чтобы показать Ивану, что такие вещи невозможны и не должны существовать? Почему вы не проучили Охлобыстина за это его высказывание?
Ярошенко: Между нами и странами, которые вы перечислили, — Европой и Америкой — есть разница. Мы немножко отличаемся от них. Возможно, мы не доросли до их менталитета, а возможно, они переросли не туда, куда надо. У них одни ценности, у нас немножко другие».
«Собчак: Хорошо, в чем-то мы не доросли до Европы, в чем-то они переросли. Но ведь вопрос же не в обществе, а конкретно в вас. Решение по поводу Ивана Охлобыстина принимает конкретный человек — вы. И если лично вы доросли до понимания того, что фраза о сжигании в печах или донос президенту — это нехорошо…
Ярошенко: Секундочку, сжигание в печах — да. А «донос президенту»… Наше медийное лицо и наш креативный человек такой же свободный гражданин Российской Федерации, и он может выражать свое мнение. И вот он хочет статью об уголовной ответственности за мужеложство».
Да…, я был не прав, книга интересная по своей откровенности. Иван Охлобыстин значит доносчик, а Ксения Собчак – кто, разве она в данный момент сама не доносит, не пытается лоббировать геев. Тут такие шикарные фиги, такие выверты, что зачитаешься, правда, я бы не рекомендовал эту книгу людям с не устоявшимся мировоззрением, людям, скажем так, не определившимся по жизни.
А, что касается книги Игоря Кохановского о своём друге В.С. Высоцком, то и тут я не прав. Она безусловно интересная для почитателей поэта, но всё же, всё же, Высоцкий не в воспоминаниях, его там нет, он в своих стихах и песнях, и, конечно же, в ощущениях нашей Родины, как Сергей Есенин, Александр Пушкин, Александр Галич, Александр Башлачёв, и многие, многие другие. И закончить мысль хочется стихами великого русского поэта Евгения Евтушенко.
Молитва перед поэмой
Поэт в России — больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться
лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,
кому уюта нет, покоя нет.
Поэт в ней — образ века своего
и будущего призрачный прообраз.
Поэт подводит, не впадая в робость,
итог всему, что было до него.
Сумею ли? Культуры не хватает…
Нахватанность пророчеств не сулит…
Но дух России надо мной витает
и дерзновенно пробовать велит.
И, на колени тихо становясь,
готовый и для смерти, и победы,
прошу смиренно помощи у вас,
великие российские поэты…
Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь —
как бы шаля, глаголом жечь.
Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд,
своей презрительности яд
и келью замкнутой души,
где дышит, скрытая в тиши,
недоброты твоей сестра —
лампада тайного добра.
Дай, Некрасов, уняв мою резвость,
боль иссеченной музы твоей —
у парадных подъездов и рельсов
и в просторах лесов и полей.
Дай твоей неизящности силу.
Дай мне подвиг мучительный твой,
чтоб идти, волоча всю Россию,
как бурлаки идут бечевой.
О, дай мне, Блок, туманность вещую
и два кренящихся крыла,
чтобы, тая загадку вечную,
сквозь тело музыка текла.
Дай, Пастернак, смещенье дней,
смущенье веток,
сращенье запахов, теней
с мученьем века,
чтоб слово, садом бормоча,
цвело и зрело,
чтобы вовек твоя свеча
во мне горела.
Есенин, дай на счастье нежность мне
к березкам и лугам, к зверью и людям
и ко всему другому на земле,
что мы с тобой так беззащитно любим.
Дай, Маяковский, мне
глыбастость,
буйство,
бас,
непримиримость грозную к подонкам,
чтоб смог и я,
сквозь время прорубясь,
сказать о нем
товарищам-потомкам…
p.s.
О, дай, Господь, нам разума и воли,
от вкуса фиг – избавь, и крепость соли,
пусть станет нам знамением пути,
с которого сойти – не попусти…
2018г.