Он чувству отдавался не однажды,
Но с каждой встречей множилась тоска:
Ни в ком не отыскал такой же жажды,
Ни в ком такой любви не отыскал.
В любой искал он мамины черты –
В улыбке, в тембре голоса и в жесте...
Но в ком, но в ком найдёт он облик женский
Столь ангельской, небесной чистоты?
Когда на богомолье с Катериной
Пошёл он в Лавру, в Сергиев Посад,
Как ликовал, что вера их едина, -
Сердца их тоже будут биться в лад!
В Середникове, как в самообмане,
Писал ей пылко, - но стихам в ответ –
Насмешливость и самолюбованье
Кокетки, и души, конечно, нет...
Когда же страсть к Наташе Ивановой
Заставила забыть себя и мир,
Ему надежда улыбнулась снова,
Но перед ним был «мраморный кумир».
Писал в альбом, переходил на стансы
И верил вдохновенью своему!
Но насмеялась над восторгом страстным
И изменила, хохоча, ему.
И мысль его внезапная прожгла,
Что женщина, с которой ждёт он чуда,
Наверно, раньше в вечность перешла
Или на Землю не пришла покуда...
Но Варенька, но Варя! – так близка
Была его земному идеалу,
Что если и не таяла тоска.
Её надежда преодолевала!
Во взоре, полном тихой синевы,
Почувствовал он родственное что-то,
В медлительном наклоне головы,
Лишь повернулась вдруг вполоборота.
Он уловил в ней мамино! – на миг...
Пахнуло детством, ласкою... И в муке,
Казалось, вспомнил мягкость рук родных
И отдалённой колыбельной звуки.
Нет! Нет! Она не дождалась его,
И – с нелюбимым... Понял: не осталось
На этом свете больше никого,
И тут же юность обратилась в старость.
Друзья? Они не лучше и не хуже.
И в жалком поколенье друга нет.
Что пансион, что университет,
Тенгинский полк, что лишь убийству служит.
Он холодел среди холодных дней,
И страшно стало, оттого что понял,
Что горы любит больше, чем людей,
И он к Кавказу протянул ладони.
К щеке холма – щекою ледяной...
И вдруг увидел ящерку: застыла –
Глаза в глаза, - и ощутил он силу
Их единенья на Земле одной.
В себе он волю к смерти подстерёг.
Там, в лучшем мире, те, кто не обманет.
И та, кого он здесь найти не смог,
Глядит оттуда – ждёт, и жжёт, и манит!
Там мама улыбается, светясь,
Там песня колыбельная и детство!
Он ринулся с надеждой на Кавказ,
Под пули – где моя же, наконец-то?!
...Теперь он – т а м, где весь с мечтой своей!
А здесь, глядим: оставил нам так мало –
Горсть строк, каких прекрасней и больней
Ты, Русская Поэзия, не знала...