Снежный барс

          Первая часть

Среди хребтов на валуне,
В туманной бледной пелене.
Так грациозно словно фарс,
Стоял красавец снежный барс!
Он вдаль смотрел, не видя оной,
И взгляд его совсем не сонный,
Закрыт был слезной пеленой,
И он за ней как в тьме ночной.
Не видел здешней красоты:
Как вдаль и ввысь идут хребты,
И гор скалистые вершины,
И скал нависшие кручины,
Покрыты толстым слоем льда,
А сверху них лежат снега.
А вниз долина как стекло:
Надев зеленое сукно,
Тянулась вдаль за горизонт,
Над нею дивно словно зонт,
Тихонько кронами шумя,
Тайга долину обняла!
Но барс не видел красоты,
Не слышал горной тишины.
Он вдаль смотрел и вспоминал,
Как жизнь свою здесь начинал.

Любовь и счастье от рожденья,
Как сон, как явь и как виденье.
Всегда с ним были с той поры,
Когда в пещере у скалы,
Он был рожден под вой метели,
И мать с отцом телами грели,
Свой чудный плод большой любви,
И млели вновь от новизны.
И он явление природы:
И мать, уставшая от родов,
И нежный любящий отец,
Сплелись в один судьбы венец!

А время шло, барс подрастал,
Играл, резвился и крепчал.
Заботой, лаской окруженный,
И новизной завороженный,
В прекрасном, диком том краю,
Он ощущал себя в раю.
И в те минуты думал он,
Что в мире есть лишь мать с отцом.
И счастье их продлится вечно,
Что жизнь легка и так беспечна!

Но страх и горе были рядом!
С тайги охотничьим отрядом,
Ведя на поводу коней,
Вдруг вышло четверо людей.
И тихой поступью ступая,
И тишины не нарушая.
Они к пещере под скалой,
Пошли звериною тропой.
Средь них охотник был умелый,
Жестокий, меткий, ловкий, смелый.
Он в тех краях слыл как знаток,
В охоте явно знавший толк.
И вот тогда к нему на днях,
Приехал местный олигарх.
Тот, отдыхая от работы,
Любил рыбалку и охоту.
Не пищи ради или славы,
Для кутежа и для забавы,
Любил сюда он приезжать,
Чтоб пить, гулять и убивать.

Тихонько плыл к тайге рассвет,
И солнца луч как яркий свет,
Проник в пещеру, осветил,
И старший барс глаза открыл.
В пещере было тихо, сухо,
И донеслось ему до слуха,
Дыханье, топот от коней,
И тихий говор двух людей.
И в ту секунду понял барс,
Что где-то рядом и сейчас,
Идет беда! И слуху веря,
Инстинкт сработал в барсе зверя.
Что бы семью свою спасти,
Решил беду он отвести!

И вот минутою спустя,
Так до пещеры не дойдя.
Вдруг кони резко встрепенулись,
И от испуга отшатнулись.
И все заметили тотчас,
Бежит по склону снежный барс.
Он вниз по склону уходил,
Людей от лежки уводил.
Бежал людей он не таясь,
И вот охота началась…
Кричали люди, кони ржали,
И эхом выстрелы звучали.
И это эхо в тех горах,
Несло в себе отчаянье, страх.
А барс бежал, уже в прицеле,
Лишь метров сто всего до цели.
И вздрогнул палец на курке,
И барс в смертельном кувырке…
Издав последний дикий рык,
Упал, вздохнул и мертвый сник.

В пещере в это время мать,
Не зная, что же предпринять.
Дитя за холку прикусила,
К проходу быстро потащила.
С пещеры выйдя на тропу,
Вдруг оглянулась на скалу.
И убедилась в опасенье,
Из-за скалы как приведенье.
С азартом диким в злых глазах,
Охотник вышел, сея страх!
Дитя спиною прикрывая,
От пули телом защищая,
Она бежала к валунам,
Дитя спасти хотела там.
Там камнепад от прошлых лет,
Оставил свой заметный след…
Прям над обрывом взгромоздясь,
И вниз не падая держась.
Стоял валун на валуне,
Переграждая путь тропе.
Меж валунами и скалой,
Проход был узкий, небольшой.
Мать знала там ей не пройти,
Но сына можно там спасти!

И вот осталось ей немного,
И страшной та была дорога.
Охотник меткий и умелый,
Мать в лапу ранил пулей первой.
Что бы дитя не подстрелить,
Решил он просто мать свалить.
Она упала. Встать хотела,
Но боль сковала её тело.
Тогда она, собрав всю волю,
Скуля, рыча от дикой боли.
Ползла вперед дитя толкая,
Собой от пули защищая.
И вот охотник уже рядом,
И видит опытным он взглядом.
У валунов почти что мать,
А там дитя им не достать!
Он вскинул в ярости ружьё,
Мать поняла, что это всё…
Она взглянула на дитя,
Потом отчаянно рыча.
Преодолев и боль и страх,
Держа дитя в своих зубах.
Поднялась,… сделав шаг, второй,
И эхом хлестким над скалой.
Раздался выстрел в тот же миг,
И мать, издав предсмертный крик.
Упала прямо на проход,
Закрыв собою узкий вход.

Она лежала умирая,
И взглядом сына провожая.
И взгляд ее молил – “Беги,
Скорей отсюда уходи!”
Он от отчаянья волнуясь,
Инстинкту зверя повинуясь.
Полез в проход под валуны,
С обратной вылез стороны.
И прочь побрел по той тропе,
Осиротевший вдруг вдвойне.

Он брел один по склонам снежным,
Без цели брел и без надежды.
И он рычал и выл от горя,
Ведь в мире нет страшнее боли.
Чем боль совсем еще юнца,
Кто мать теряет и отца!
Он долго так в горах блуждал,
И голодал и замерзал.
Питаясь падалью, мышами,
Дрожа от холода ночами.
Он залезал под камни, в щели.
И засыпая тяжким сном,
В виденьях видел он потом.
Как умирала его мать,
И как хотел его достать.
Охотник страшными руками,
И он, во сне скрипя зубами.
Скуля от страха и рыча,
Вдруг просыпался сгоряча.

Но время шло оно лечило,
И боль тихонько отступила.
Ушли и страхи и волненья,
И снов тяжелых наважденья.
Инстинкт проснулся в барсе зверя,
И одиночества все бремя.
Борьба за жизнь до конца,
Взрастили смелого бойца.
Огромной силы, с твердой волей,
С порогом низким к чувству боли,
С молниеносной быстротой…
Он обладал всей остротой,
Звериных чувств природой данных.
И не было ему там равных,
В горах скалистых и вершинах,
На плоскогорье и в долинах.

С тех пор прошло уже два года,
Январь. Холодная погода.
В пещере низкой у скалы,
Где чуть правее валуны.
Протяжный вой нескромной боли,
Рожала там сейчас на воле.
Подруга барса и любовь,
И ощутил сейчас он вновь.
Всю гамму чувств любви бескрайней,
Той, что познал он в детстве раннем.
Когда он был совсем юнцом,
И были живы мать с отцом!
И вот теперь он сам отец,
Когда пред взором, наконец.
Его подруга окатилась,
И перед ним на свет явились.
Его потомство, его дети,
Ведь нет прекрасней чувств на свете.
Чем видеть плод своей любви,
И млеть от этой новизны.

И отвести не мог он взгляд,
От трех своих слепых котят!

     Часть вторая

Прошло с рожденья две недели,
Утихли здешние метели.
На склонах снег сверкал игриво,
В вершинах гор как будто диво,
Обняв скалистые бока,
Тихонько плыли облака.
И тишина окутав горы,
Тайги зеленые просторы.
Своей звенящей чистотой,
Дарили негу и покой.
И в той звенящей тишине,
Стоял один на валуне.
Так грациозно словно фарс,
Отец семейства снежный барс.

Он вниз смотрел там где предгорье,
Кончалось… дальше словно море.
Качаясь будто на волне,
Тайга шумела в тишине.
И с обостренным чувством слуха,
Барс вдаль смотрел, внимая звукам:
Он слышал снега нежный хруст,
Как шелестит от ветра куст.
Как камень, падая со склона,
Другой бьет камень… и с разгона.
Как стая диких голубей,
Несется вниз поток камней.
И в ясный день и в непогоду,
Он видел, чувствовал природу.

В тот день, стоя на валуне,
В предгорной нежной тишине.
В тайге заметил он движенье,
И в то же самое мгновенье.
С тайги ступая осторожно,
Идти по снегу было сложно.
Вдруг кто-то вышел! Слышен шепот,
И скрип подпруги, конский топот.
Барс замер… люди у предгорья?!
А с ними смерть, опасность, горе.
И видит барс его тропой,
Шел человек. И за собой,
Он вел коня, а на коне,
В расшитом бархатом седле,
Сидел ребенок лет восьми.
И нет другого им пути,
Лишь вверх к скале тропой идти.

Барс заметался, спрыгнул вниз:
Скала, тропа и как карниз,
Пологий спуск как на ладони,
И не уйти здесь от погони.
Когда в такое время года,
Стоит прекрасная погода:
Когда вокруг белеет снег,
Когда звериный виден бег.
Когда всего одна тропа,
От лежки вниз к тайге вела.
И дети все еще незрячи,
К тому же трое их в придачу.
И всех их точно не спасти,
Барс понял, что им не уйти!
И в то же самое мгновенье,
Он принял верное решенье!

Ведь он вожак был и боец,
Гроза округи и отец!
Забыт давно был детский страх,
Он самым сильным был в горах!
И человек сейчас был враг,
И раз случилось это так…
Он грудью станет на пути,
Не даст им к лежки подойти!
От камня к камню, вверх к скале,
Барс прыгал в полной тишине.
Вот край скалы… барс затаился,
На камни лег, с природой слился.
В той ранней утренней заре,
Где отблеск снега на скале.
Так слепит проходящим глаз,
Не разглядеть было сейчас.
Того кто в жизни испытал,
Так много бед! И кто познал,
Любовь отцовства, ласку, нежность.
И вот сейчас как неизбежность,
Влекомый чьей-то злой судьбой,
Вступить он должен в смертный бой!

А сверху плыли облака,
И воздух чистым был пока.
В нем характерный запах гор,
Тайги смолистый перебор.
И запах мха от валунов,
И свежесть горных ледников.
И снега нежное дыханье…
Сплелись в природном изваянье,
В единый радужный узор.
И вот сейчас как будто вор,
К нему чужой подкрался запах!
И барс тот час пристав на лапах,
Стал нюхать воздух… Люди рядом!
Пока невидимые взглядом,
Пока сокрытые скалой.
Но барса будто бы стрелой,
Пронзил тот запах! В детских снах,
Всегда вселял он в барса страх.
И хоть прошло немало лет,
Но запах этот словно след,
Ворвался в память. В тот же миг,
Барс увидал знакомый лик!
Кошмар из жизни его прошлой,
Ведь через время тяжкой ношей.
Пронес инстинктом он храня,
Лик человека и коня…
И вот сейчас как страшный сон,
Кошмар из детства видел он!

И память страшною тропою,
Вновь повела его с собою.
Он вспомнил как здесь у скалы,
Он, прячась, лез под валуны.
Как умирала его мать,
И как хотел его достать,
Охотник страшными руками.
Как мерз он зимними ночами.
И как скитаясь среди скал,
Он мать с отцом везде искал!
И злость вдруг тут же с головой,
Его накрыла… сам не свой.
Он в полный рост встал на скале,
И вдруг в предгорной тишине.
Подобно грому черной тучи,
Раздался рев его могучий…!
И конь внизу встал на дыбы,
Мальчишку скинув со спины.
И на тропе не удержавшись,
Рванул вперед, и вот сорвавшись.
Катился конь по горным склонам,
Ломая кости и с разгона.
Упав на камни головой,
Навеки здесь нашел покой!

Охотник замер без движенья,
Он понял, что через мгновенье.
Барс нападет, и нужно в срок,
Нажать не целясь на курок.
Внизу охотник, сверху барс,
Скала, тропа, и вот сейчас.
Их взгляды встретились на миг,
Оскал звериный, дикий рык,
Блестела шерсть и как огнем,
Глаза горели! Словно в нем,
Боролся чувств водоворот.
Как будто знал он наперед,
Исход борьбы…, и не таясь,
И человека не боясь.
Он встал в могучий полный рост,
Охотник понял - барс не прост!
Добычей легкой зверь не станет,
И коль охотник не достанет.
Одним лишь выстрелом его,
То неизвестно кто кого,
Здесь одолеет. Ну и что ж,
В запасе есть солдатский нож!

И вот настал тот страшный миг,
Прыжок со скал, звериный рык.
И выстрел… режет воздух эхо,
И барс сбивает человека.
И вот на рыхлый, мягкий снег,
Упали барс и человек.
И барс был ранен, он взревел,
И бой кровавый закипел!
А рядом здесь, в шагах пяти,
Боясь к ним близко подойти.
Мальчишка вжавшийся в скалу,
Смотрел со страхом на борьбу.
Сцепился с барсом там отец,
И бедный маленький юнец.
Не зная что же предпринять,
И как борьбу эту разнять.
Стоял и плакал и шептал,
Чтоб барс от них сейчас отстал.

Но все сошлось в едином круге,
Любви и ненависти слуги.
Два сильных, смелых, два бойца,
Они боролись до конца!
Сцепившись лапами, руками,
Глаза в глаза, упершись лбами.
Они катались по тропе,
И эхом в горной тишине.
Неслись проклятья, дикий рык,
И вот в один какой-то миг.
В руке сверкнул зажатый нож,
“Нет, нас так просто не возьмешь!”-
Вскричал охотник - и с размаху,
Ударил в грудь…, но тут дал маху.
И по касательной клинок,
В ребро ударив, съехал в бок.
От боли сжавшийся клубком,
Отпрыгнул барс, ну а потом…
Роняя капли крови в снег,
Кошачий делать стал набег:
То подойдет, то вмиг отскочит,
То ляжет вдруг, то снова вскочит.
Рычит, кругами мягко ходит,
И от ножа взгляд не отводит!

Ножом владеющий умело,
Охотник вдруг довольно смело.
Пошел на барса… шаг, второй,
На этот выпад роковой.
Отпрыгнул барс мгновенно в бок,
И вновь стремительный прыжок.
И пастью целясь точно в руку,
О, боже мой, какую муку!
Охотник там тогда познал,
Когда барс плоть его терзал:
Рука зажата как в тиски,
И кожу, мышцы рвут клыки,
И боль взрывающая мозг,
И кровь горячая как воск,
С руки стекая, топит снег,
От боли стонет человек!
Но продолжает он борьбу,
В душе клиня свою судьбу.
И что бы на спину не пасть,
Он на колени пал и пасть,
Рукой пытался он разжать.
Но продолжая барс терзать,
Рванул назад и человек,
Упал в кровавый мокрый снег.

Повержен враг, рука как плеть,
И силы нет, ту боль терпеть.
И выпал нож с его руки,
И барс, разжав тогда клыки.
Вскочил на грудь его, и вот,
В лицо он лапой тут же бьет.
И рассекает щеку, бровь,
И льется с раны пенясь кровь.
И заливает кровь глаза,
И как кровавая слеза.
Пред взором стала пеленой,
И человек одной рукой.
Уже в спасение не веря,
Сдержать пытался натиск зверя.
Рука слабеет, мутным взглядом,
Он видит барса уже рядом.
Вцепится в горло то готов,
И нет спасенья от клыков.

“На все конечно, божья воля,
Но мне за что такая доля.
В горах погибнуть словно дичь,
Как осознать это, постичь?” –
Подумал он, и вдруг в мгновенье,
 К нему пришло как озаренье.
Воспоминанье прошлых лет,
Когда нашел он так же след.
Когда звериною тропой,
Они пришли сюда гурьбой.
Как веселился олигарх,
И как они, здесь сея страх.
Стреляли в барсов, и тогда,
Меж валунами как вода.
Малец внезапно просочился.
И убежал, куда-то скрылся!

Он понял все! Тот самый барс,
Он выжил, вырос и сейчас.
Он вынес свой здесь приговор,
Тому, кто вновь свой хищный взор.
На лежку бросил и тропой,
Сюда явился, и с собой.
Он сына взял, совсем мальца,
Чтоб тот познал дела отца!
Он осознал, и в тот же миг,
Он прошептал – “Прости старик!
Прости за все мои грехи,
Прошу лишь сына не губи!”
Ну вот и все… что бы напасть,
Уже раскрыта барса пасть.
И человек мгновенно сник,
Ведь жить осталось только миг!
Удар клыков, ну а потом,
Заснет охотник вечным сном.

Но за секунду до удара,
В порыве злобного угара.
Барс слышит рядом детский крик,
И перед взором вдруг возник.
Малец, с немой мольбой в глазах,
Дрожащий весь, лицо в слезах.
“О, боже мой! О нет, сынок!
Беги отсюда со всех ног!”
Стонал поверженный мужчина,
И ужас, страх сейчас за сына.
Срывали в шепот его голос,
И вмиг его чернявый волос.
Хоть он еще был молодой,
Стал покрываться сединой.

Барс зарычал, и в тот же час,
Всю ярость, блеск кровавых глаз.
Оскал звериный, дикий рык,
Он перенес на детский лик.
На расстоянии удара,
Среди кровавого кошмара.
Презрев свой страх, сомненья муки,
Тянул ребенок к папе руки!

И все тогда пошло не так,
Пред барсом был повержен враг.
Моментом истины пред ним,
Годами памятью храним.
Был человек, чей образ злой,
Страданьям барса был виной.
И завершить хотел барс тут,
Свой справедливый страшный суд!
Но этот детский плач и крик,
Его тогда отвлек на миг.
Он зарычал и поднял лапу,
А мальчик сел… и обнял папу!

И замер барс… перед собой,
Он будто видел образ свой.
Когда остался он один,
Среди враждебных скал и льдин.
И в эти страшные минуты,
Когда рвал душу ужас лютый.
Когда колючий, липкий страх,
Его был спутником в горах!
Хотел он так же, как малец,
Чтоб рядом был тогда отец!

А мальчик сел, прикрыв отца,
Стирая кровь с его лица.
И ждал удара страшной лапы,
И лишь шептал “Не трогай папу!”

И барс не тронул…
В тишине,
Брел одиноко по тропе.
Роняя капли крови в снег,
Могучий барс.
А человек…
Одной здоровою рукой,
Израненный, почти седой.
К себе мальчишку прижимал,
И барсу вслед “Прости!” шептал.