Луна синела в своём неистовстве так, что её можно было пить в лужах и насквозь пьянеть сухим дурманом. Звёзды брызгали лучиками света и словно падали в некуда, сверкая энергией жизни, создавая коктейль из любви и ненависти. Я повернулся к ней, теперь для меня её лицо было просто глазами, огромными глазами, лазурно-голубого оттенка, хрустального блеска, в мерцании которого я смертельно тонул.
- Я тебя люблю – три слова вырвались хриплым звуком и рассыпались десятью буквами, но для меня бесконечным числом чувств и эмоций, вызывая дрожь, и окутывая тело гусиной кожей.
В ответ под её глазами, под этими бездонными чашами появилась скобка из губ, что так изящно пыталась сделать улыбку. Она отвернулась. Молчание обратилось в вакуумную тишину. Ну всё, я утонул безвозвратно и окончательно, подумал я, и уставился с содроганием в сторону небольшого пруда, что ловил Луну и звёзды в этом парке. Ручей, настоящий, живой и искренний ручей переживаний бурлил и вытекал вместе с моим взглядом в этот пруд, и я боялся замёрзнуть, боялся устать любить и чувствовать. Она приподнялась, затем полностью встала, застыла на едва заметное мгновение и обернулась в мою сторону. Синяя Луна озарила и залила её лицо своим светом, острые клыки придавливали нижнюю губу, глаза наполнялись алой, пышной яростью. Господи, если ты «вампиринка», пей мою кровь, я согласен, застыли в испуге мои мысли.
Голубые прожектора озарили ярким дневным светом пруд и скамью, сделав их голыми, и отражаясь в каплях прохладной росы. Сетка из стройных и толстых железных прутьев обняла тело моей спутницы, и её изысканные формы прижались к доскам скамьи, вызывая недоумение Луны и звёзд, всё также падающих в водоём перед нами.
- Всё, готово.
Жестяной голос вернул меня к объективной реальности. Вышли трое. Один, явно самый значимый и важный, развязано подошёл ко мне.
- Добрый вечер. Вы просили вас защитить, дело сделано. «Вампиринки» ныне явление частое, глазом моргнуть бы не успели, как стали бы мраморной, холодной статуей без перспективы на жизнь.
- Хорошо. – едва слышно произнёс я.
В оцепенении и с некоторым опустошённым ощущением, я вглядывался в те самые глаза, что минуту назад были так дороги и бесценны моему сердцу. Наблюдая её неистовые вопли, моя безудержная злоба на самого себя защекотала разум, как же так я мог попасться, так просто, так наивно был готов отдаться обману, бросая свою жизнь в обмен на эти глаза и пошлые формы, так страстно пьянящие волю, так уверенно дурманящие душу когда-то, и так бешено голодающие жаждой крови сейчас. Я сплюнул в сторону, но не слюной, а жестом. Рассчитался с «ловителями» и побрёл к восточному выходу из парка. Свежесть и упрямство лёгкого воздуха возвращали меня к жизни, я приходил в себя, вдыхая и выдыхая чувство одиночества, но снова полное жизнью и её счастьем. Усыпанная гравием тропинка вела под синей Луной к выходу, как будто направляя и освещая меня. Ритм сердца отбивал лирические мысли, заполняя в очередной раз пустоту чем-то значимым и обнадеживающе уверенным. Я шёл, шёл к выходу из этого ночного парка, не найдя себя, не найдя себе свою вторую половину для любви, но надежда грела, оставаясь и закипая всё больше и больше от сырого и лёгкого воздуха и холодно синей Луны.
Моя задумчивость, пропитанная началом вдохновения, уничтожала внимание, и когда я подошёл к их скамье, всё уже было в самом разгаре. Моя тень оставалась им незаметной, одинокий большой фонарь схватывал и поглощал сознание этой влюблённой пары, пряча меня в полумраке парка.
- Я тебя люблю – едва слышно, но уверенно раздался молодой женский голос.
Я остановился. Застыл от смятения и горечи этой фразы, что напомнила мне о железных прутьях, яростных прожекторах и трёх ловителях, и ещё больше и больнее о моей глупости и глазах той, которой я говорил тоже самое.
Но у них что-то происходило не так, как это должно случаться у влюблённых. Он привстал, вытянулся перед светом Луны, обернулся к ней и оголил клыки своей жажды и желания. Глупо, несуразно, но я ринулся вперёд всем телом и оттолкнул его, как только мог и даже больше, словно я хотел спасти не её, а себя.
Голубые прожектора озарили и эту скамью своим холодным дневным светом. Стальные прутья стянули мужскую фигуру и сделали тело беспомощно неподвижным. И опять появились трое, один из них, самый уверенный и дерзкий, также как тогда подошёл ко мне.
- Ну, что же вы? «Вампиринка» была ожидаема, а «вампирид» то зачем вам понадобился? Ну, да ладно, обещали защищать, защитили. Мы ведь долго наблюдали за тем, как этот урод готовиться оголить зубы, умозрительное развлечение же, ведь она нам не платила для своей защиты в отличие от вас. И тут вы, и мы вынуждены были действовать, вот. И зачем вам это то нужно…
Я не смотрел в его сторону, изучая как бешеные насекомые бьются о лампу фонаря над этой скамьёй, медленно перебирал события, и ждал, когда же можно будет глянуть на девушку, ту самую, что так живо говорила слова любви минуту назад этому клыкастому чудовищу подобно тому как я произносил их своей клыкастой с хрустальными глазами. А я ведь уже давно смотрел в её сторону, точнее на неё.
Белый свитер, дерзкая кепка, независимый взгляд перемешанный с короткой юбкой и высокими шпильками, огромные ресницы, прикрывающие цвет глаз, и испуганный вид тела, что изучающе смотрел на происходящее и произошедшее. Это была она. Я в чём-то понимал её, в чём-то чуждался, но впитывал её суть всё больше, ибо удерживать любопытство к родной душе было невозможно.
- Как вас зовут? – спросил я неожиданно нагло для самого себя.
- Вероника – она не посмотрела в мою сторону, оставаясь потерянной и вглядываясь в дёргание «вампирида», что был ей так дорог какое-то мгновение жизни назад.
- Пойдёмте, здесь нечего делать. – пробормотал я - Пора уходить, не стоит смотреть на свои ошибки и прошлое, ища в них ответы, самое время покинуть нелепое пространство неудачных желаний.
Она как будто почувствовала уверенность в моих словах, и ощутила надёжность желаний, и в этом сомнении обняла, двигаясь в сторону восточного выхода из парка.
Мы шли как звёзды, что падают с неба, но гораздо больше него, этого неба. Мы, больные и раненные, обнимали друг друга, выходили из парка, боясь признаться в чувствах неожиданно пережитых, нежданно болезненных.
- А кто были эти, так скомкано, сжавшие стальными канатами моего «вампирида»? – как будто случайно спросила она.
- Я им плачу своими годами – улыбнулся я – это мой опыт, это моя жизнь.
- Хм. Ясно.
Мы многое продолжили в нашем разговоре, но шли к выходу, впитывая друг друга, и даже честно смотря в глаза. И что-то сверкнуло, и что-то упало пеплом после огня от наших искренних желаний. Странная это штука настоящие чувства, они вдруг, как мне, показалось опять появились, задёргались перед сердцем и легли на душу.
- Я тебя люблю – произнёс я неожиданно, но ярко и, по-настоящему, важно для самого себя.
Синяя Луна заскакала своим блеском перед нашей тропинкой, а её тело задрожало, извернулось, и пышные губы, прикрытые клыками, уставались на меня. Жестяные струны окутали тело этой прекрасной и снова дорогой мне дамы, а тем временем голубые прожектора, запоздало, но осветили весь этот каламбур. Появились опять трое. Один, самый уверенный, как обычно, подошёл ко мне, и с наглой ухмылкой спросил:
- Долго нам ещё бегать за вашими признаниями в любви и честных чувствах? Мы, в общем-то, устали, уже прилично. Не говорите вы это – я тебя люблю – тогда вам не будет нужна наша защита. Сколько можно то уже?
- Хорошо.
Я открыл восточные ворота парка, натянул капюшон со своей «кенгурухи» и аккуратно вышел, не оборачиваясь, не ища ответов, вопросов, желаний или сомнений. Захлопнул калитку и закрыл для себя парк нелепых аттракционов, замок щёлкнул. Я огляделся, снял капюшон, вдохнул, выдохнул и закашлял желанием быть любимым, но не любить.
Скоро рассвет, подумал я, и синяя Луна исчезнет, хорошо бы звёзды снять с неба и сложить их в свой карман перед восходом Солнца, так проще, так легче, и нет клыкастых «вампиринок», или им же принадлежащих «вампиридов». Лишь только мозг и объективная бесчувственная чушь в лучах жёлтой звезды нашей дикой Солнечной системы…
SH