Ураган
под окном раскололось дерево
висит половина на одной коре
третий месяц
еще живое
ждет подходящего
Порядок слов
проснешься
расставишь вещи по местам
все в порядке
солнце на западе
тени подросли
тыквы созрели
сейчас выключат свет
можно оставить имена под дверью
утром все святые разберут свои
добро пожаловать Джек и Джеки
или как это называется
Капля
когда заболела одна капля
и подумала
да зачем это все
лучше умереть
счастливые капли бросились ее отговаривать
и даже в конце концов уговорили
потом посмотрели в какой луже живут и подумали
да зачем это все
ах сказала лужа я так совсем умру
неужели все зря
тогда зачем это все
но милосердное солнце вытерло ей слезы
насухо стерильной салфеткой
вдруг еще океан услышит
и подумает
Дорогая Рэйчел
дорогая Рэйчел
пишет он каждую ночь
дальше я никогда не читаю
это не мое имя
чужие письма неудобно
к тому же из-за тумана почти ничего не видно
совершенно не умею читать во сне
сегодня оно пришло под утро
и пропустило все начало
…за год нашей переписки
но почему ты называешь меня дорогой Артур
это не мое имя
Когда она начинала
Бабушка жила долго, но умерла рано, в полпятого утра. Мы с ней больше любили вечера. По вечерам пропадал свет, зажигалась керосинка, тогда она обычно начинала. Я садилась рядом, помогала перебирать и в нужный момент говорила:
– Фу, какие некрасивые руки, зачем ты их здесь хранишь?
– Где же им еще храниться? – удивлялась она, как всегда удивлялась, если очки сами поднимались на лоб, хотя сидели на короткой цепочке. – Когда-то они были сильными… И теперь еще способны удержать в ладонях все богатства мира.
– На них одни обручалки. Эта совсем простая, даже не в золотом, что ей тут делать? Лучше верни, пусть самые драгоценные собираются.
– Эта хотела отдать сердце. Сейчас заперта в шкатулке и не совершит больше глупостей. А ты теперь знаешь, куда складывать счастливые воспоминания, – за окном шел снег, горела тусклая лампа, но было ясно, что вместе теплее и счастливее, не то что одному бездомному воспоминанию где-нибудь ночью на улице.
Потом пришло лето. С ним пришли все бабушкины дочери и повесили на зеркала покрывала. Дом поделили и осенью продали. А бесполезные драгоценности мира не глядя отдали нам с сестрой. Надо сказать, в шкатулке еще много оставалось свободного места.
Мой добрый санитар
Память возвращается, возвращается… Как подумаешь: «Лучше бы не возвращалась», значит, проснулся.
– Спасибо всем, – говорит доктор, – мы сделали все, что…
Нет, это уже лишнее, чужого нам вспоминать не надо. Проспал, так проспал.
…И кивает санитарам.
Мы едем по длинному коридору в новую палату. Прекрасно видны их белоснежные халаты и одухотворенные голубые лица, несмотря на слишком высоко натянутую простыню.
– Черт побери, зачем же так стараться! – думаю я.
Мой добрый санитар мягко улыбается и слегка притормаживает:
– Еще одно междометие, и мы едем в другую сторону.
– У вас ангельское терпение, – поддерживаю я разговор.
– Да-да, местные особенности, – он оглядывается, гася улыбку. – Но пожалуйста, не нужно вслух. Еще одно поощрение, и меня переведут на работу со святыми.
Сады
был снег
Семирамиды не выдержали зимней красоты
теперь ветка лежит поперек дороги
скоро уберут
у дерева есть еще
половина