Опять пришла Бессоница
И села в изголовье,
Передо мной фасонится
И смотрит исподлобья.
Лежу, глазами хлопая,
Плывут воспоминания:
Девчонка черноокая,
И первое свидание.
Ты стояла у аптеки,
Потирая щеки , нос,
Опустив смущенно веки,
Извинилась за вопрос.
Две копейки попросила,
Чтобы маме позвонить,
И любезно разрешила
Мне до дома проводить.
От аптеки на Варварке,
(Это правда, видит Бог,)
В жизни лучшего подарка
Я придумать бы не смог.
От Варварки до Арбата,
Мы с тобою шли бок о бок,
Ты была чуть -чуть «зажата»,
Я с тобой был тоже робок.
И на узенькие плечи
Тихо падали снежинки,
Это был волшебный вечер,
Как на Святочной картинке.
Экипажа не хватало
И Рождественских огней,
(Что стремительно пропало
С «окаянных», для всех , дней).
Лишь старинные фасады,
В стиле русского ампира,
Да ажурные ограды
Эхом из другого мира
Создавали ощущенье
Тихой радости и счастья,
(А, быть может, с ней общенье
Было к этому причастно).
Помню снежные сугробы,
В них осыпанные ёлки,
Как в аптеке грелись оба,
Таял снег на её челке.
Ты такая была снежная,
Отвечала невпопад,
А ,оттаяв, стала нежная,
Как осенний листопад.
В магазине «Главбумсбыта»,
Где с тобой отогревались,
(Разве может быть забыто?)
В первый раз поцеловались.
Как - то робко, неумело,
Ты,как - будто испугалась,
Напряглась изящным телом,
Но, потом, вдруг, рассмеялась.
И бельем морозной свежести,
Пахли губы, щеки, волосы,
И глаза теплели нежностью,
Но ,прости, не помню голоса.
Помню, как, дрожа от холода,
Ты доверчиво сказала:
«Я сейчас умру от голода»,
И по имени назвала.
Помню вкус французской булки,
Что купить успели в булочной,
Съели в Хлебном переулке,
И слились с толпою уличной.
Магазины закрывались,
И трамваи громыхали,
Мы у дома попрощались,
Что нас ждет еще – не знали.
Как давно все это было,
В мире юности далекой,
Только сердце не забыло
Той девчушки черноокой.
Да, с тех пор прошло немало,
Пятьдесят? Нет ,– больше лет,
И Москва другою стала,
И домов тех больше нет.
Дух Москвы «пятидесятых»,
Ее шарм и колорит,
Стал ненужным для богатых,
И душа их не болит.
Их нажива обуяла,
все снесли особняки,
До Москвы им дела мало,
Ведь они – временщики.
Те ж, которые остались,
Превратили в общаки,
И под банки их забрали,
То ль банкиры, то ль «братки».
Смотрю, бессонница ушла,
И я могу, поставив точку,
Покуда зорька не взошла,
Поспать, пожалуй, два часочка.