Лука в аду. 2 часть

Тоха Моргунов
Ад на зоны разделён,
как в сортире: эМ и Же.
Догадались вы уже? –
к мукам грешник обречён:
чертям первый пост вручён,
а оставшуюся Же
ведьмы дрючат в неглиже,
окружив со всех сторон.
Их начальство: Вий. Вампир
Леший. Соловей со Змеем,
Вурдалак, как бригадир,
и Яга с Кощеем.
А над ними Сатана;
Главный Чёрт с Гиеной
заместители до дна,
трудятся отменно.
У начальства лик лопатой,
так же как у нас в кино:
кто с клыками, кто горбатый,
кто хромой, зеленоватый,
кто-то красный, как вино,
франтоватый и помятый,
есть с рогами, есть лохматый,
есть сопатый в домино,
даже есть один крылатый –
быть такими суждено.
Я воспрянул духом сразу:
ведь знакомые все лица;
захотел ебнуть заразу,
предложил обсемениться;
показать хотел Гиене,
что мужик не согбенный.
Как мне дунула на темя,
оказалась огненной.
Не фартило мне сначала,
но всё тихо, промолчала.

Чтобы феню донести
мне до вашего сознанья,
должен был перевести,
но не мог; мой друг, прости, –
или не было вниманья,
или не было желанья
власть над словом обрести.
Остаётся лишь ползти
лабиринтом примечанья.

Вдруг какой-то чумовой,
шаромыга неопрятный,
понт раскинул неприятный,
а местами непонятный
хлеборезкой дармовой.
«Я к тебе базар имею
за верховную головку,
перелом за петушню;
не подумай, что балдею,
мне фуфлыжничать неловко.
Взять бы острую пешню,
раскатить пинчам камею.
Пономарить не хочу:
сорок лет уже дрочу,
гусака тяну за шею.

Ведьмы все, как на подбор
экстровагинальные,
шибко сексуальные;
ждут елдовенный прибор
хоть в пятно анальное.
Я бы сам к ним заглянул
фестивальным путником:
приласкал бы, не лягнул,
средне дамским бы еbнул,
всунул ведьме блудника,
прокатил на спутниках.
Но верхушка адских дам –
сам не ам, другим не дам;
за базар не отвечают,
лепят всем горбатого,
но права кругом качают,
ищут виноватого.

Понимаешь, по идее
есть в аду указ старинный,
по которому злодеи
из головки верхочинной
ведем драть должны по списку
ну хотя бы раз за квартал:
только бог им дал пиписку –
кто-то. видимо, накаркал –
наподобие редиски.
В отношенье адских баб
даже Змей Горыныч слаб;
ведьмы шутят меж собой:
трёхголовый, дышит пламя,
обожает ближний бой.
Лучше б был с тремя фуями
или конскою елдой,
а не с маленькой головкой,
даже фуй назвать неловко
прыщик маленький такой,
что виднеется едва...»

- Погоди, скажи мне только:
средне дамский – это сколько?

«Средне дамский - двадцать два;
если честно вам признаться,
то покатит восемнадцать!»

- На земле слушок за змея:
когда Муром воевал,
то Илья поймал злодея
и очко ему порвал;
баба в жизнь ему не даст,
он же скрытый педераст.

«Я не знаю ни фуя
за дырявость бугая.
Моя варежка пасует:
где и с кем змеёныш бился...
Бл*дь, банан атас цинкует,
вассор, как договорился;
кто-то, видимо, рисует...
За братву сейчас неловко:
здесь кумовка на кумовке!»

Тёмный ухарь испарился
по-английски, не простился,
как в побег от уголовки.
Кем он был по жизни прошлой?
Кем считался он по масти?
Разговор раскинул пошлый:
мол, не светит ведьмам счастье.
Да, залупы не в почёте,
муди ставят под запрет;
рассуждают при расчёте
всевозможных новых бед:
ад не знает наслаждений,
наслажденья на земле:
СПИДоносные в петле,
алконавт торчит во мгле
от сивушных наваждений,
рядом кореш на игле.
Мне и зоны не по нраву.
Бляха-муха, вот ведь влип! –
даже песенку централу
пел покойный ныне тип.
А ещё открыл недавно
для себя архипелаг,
назывался как-то странно,
вроде чуть ли не ГУЛАГ.
И в аду не жизнь, а лажа,
подтвердит, кто срок мотал.
Отыскал я персонажа
и ему советы дал:
он – мой серый кардинал,
как на рынке чёрный нал.
Не притрагиваюсь к теме:
кто был это и зачем?
Если власть в аду не свергнут,
то на дыбе, не на сене,
там и будет «где и с кем»,
и анафеме подвергнут
перед папертью затем.
Дополнение: портрет
не покажет годы, фиксы,
весь его авторитет
и любовь какой-то биксы –
назову бродягу Иксом.

Икс без многословия
праздного сословия,
получив протекцию,
заебенил секцию
профилактики порядка –
как бы опытная грядка
для ростков растения
тайного стремления
полного растления
адских душ держателей;
на словах – содействие 
планам злого гения:
выявлять мечтателей,
к бунтам подстрекателей;
и потом, как следствие,
расширять злодействие:
восхвалять предателей,
славить угнетателей,
пресекать прострацию,
совершать кремацию
адским душам очень вредным,
распыляя их бесследно.
Репутации лицо Икс берёг,
как я яйцо, или дева яйцеклетку.
Соблазнил марионетку –
так Хрущёв завхозом стал
зоны грешной буквы эМ;
лицедействовал затем:
продавался за конфетку,
Чёрту песни напевал,
демонстрировал кокетку,
и копыта целовал.

А Никита плёл интриги,
как снопы в колхозной риге;
призадумался слегка –
подобрал себе ЦеКа:
Ленин, Гитлер, Бонапарт,
как знаток военных карт,
а ещё бежал из плена
ссылки острова Елены;
и не глядя на лета,
князь Иван, что Калита,
в ярком образе нетленном.
Им француз сказал: «Простите!
Для ЦК я не вредитель,
Македонского примите,
он ведь тоже победитель!»
Но Хрущёв ответил: «Сидор!
(называл так вместо «сир»)
Македонский – это пидор,
Македонский – это сыр.
А дырявым здесь не место.
Если хочешь ты невесту
приласкать и поэбать –
нужно к женщинам сигать».
Предложенье провалилось
и дискуссия закрылась.

У ЦК полно вопросов,
нужно срочно все решить.
При ЦК идут опросы
для решения: как жить?
Копят ценности, кидают,
ложь в сознание втирают
богатеем простодушным,
баламутят свой народ:
почему в аду страдают
поведением послушным? –
а пора наоборот;
и тихонько предлагают
провести переворот.

Но сомненье души гложет:
как в аду людей сплотить?
Если баб не потревожить,
то без них белугой выть.
Рассудили и решили:
чтоб они чуть-чуть ожили,
бабам нужен мощный стимул
в виде доблестной елды;
чтоб срамные губы сдвинул,
наслаждением нахлынул,
изолятором беды;
чтоб надеждой стал на фоне
вечных мук в подземной зоне.
Претендент – Лука Мудищев,
зря фамилию не носит:
проведёт массаж до днища
кункам, целкам и пиzdищам –
даже имени не спросит –
без особенных проблем.
Только недуг шишку косит:
без мошонки фуй не член.

Клара Цеткин написала:
«Здесь колдуний пруд пруди.
Изумление в груди:
у одной полено встало
и два дня потом еbало,
фуем прыгало внутри,
если хочешь, посмотри.
А Мудищева по жилкам
разберут и соберут,
и гарантию с ухмылкой
на пятнадцать лет дают.
Восстановят быстро муди,
силу конскую вольют,
так что будет фуй на блюде.
Но с условием встают:
чтобы дали на обкатку –
еть Мудищева на день;
что потом, им до придатков
сильно чешется пиzdень!»

Как на лыжах из пиzdы,
обладателем элды
о себе напомнил снова
ёbаrь старый – Казанова.
Разложил простой пасьянс:
создаёт с Лукой альянс;
выбираются из грязи
зоны эМ пока не в князи
но наводит бабам шорох –
в яйцах есть приличный порох;
Троцкий трудится на связи.
А Мудищев не еbёт:
нету силы на конце,
мощь мужицкая в яйце!
И связист Луку сдаёт
Вурдалаку тут же влёт.
Этим фраерским движеньем
Лев отводит подозренье
и бальзам на Змея льёт,
тем, что полностью живёт
ярым к подлому стремленьем.

«Это Троцкого затея!
Мысли гадкого злодея.
Он пока засухарился:
цель конечную имеет,
от реванша тихо млеет
и с отставкой не смирился.
Казанову заарканил,
самолюбие поранил:
ты имеешь между ног
преогромный, мощный рог,
а тебя и в фуй не ставят,
сами бал с Лукою правят. –
я бы выдержать не смог...
Лёва на руку не чист,
на фуй нужен нам связист». –
доложил Никита лидер.

«Шанс возвыситься увидел!
На Бронштейна я в обиде:
грязный, мерзкий педераст
за амбиции продаст
нас с говном и в лучшем виде». –
заявил Ильич о гниде.

«Лев припадочный от ран! –
встрепенулся князь Иван.
- Слил лапшу парламентёр,
прятал пса за эпатаж;
тоже вроде бы хитёр,
предлагает дашь – на дашь,
то есть форменный шантаж:
если в долю не возьмёте,
ни за что не отъеbёте,
мол, секрет раскроем ваш.
Как вам нравится пассаж?»

Как в любой нормальной зоне,
в эМ все ботают по фене,
лихо чешут на жаргоне,
кружева плетут на шмене;
нет блатных, воров в законе;
хоть поверьте, хоть проверьте —
за блатных канают черти,
но козлы есть в каждой смене:
петухи есть – при, не при? –
мужики и два на три,
есть шмурыгало от шерсти.

«Кто-то всё-таки сливает
наши декларации.
Я уверен, что не знают
полной информации;
за порядочных хиляют,
но фуфло, обман толкают,
лепят провокации. –
Бонапарт ходил кругами
и размахивал руками. –
Казанове не рожать,
быть рабом своих желаний.
Женщин станет заражать
венерическим касаньем:
вместо кайфа – наказанье.
Этот способ идиотский
мог придумать только Троцкий.
Пусть облегчится признаньем!
Я бы Троцкого послушал:
да услышат наши уши
весь расклад о суке-стерве –
чтоб его загрызли черви! –
вся душа висит на нерве...
Даже горло сильно сушит!»

Под конвоем Беленца
Лев Давыдович взял слово:
о возможностях яйца,
что имеет Казанова,
силу, доблесть молодца
(и про яйца вспомнил снова);
о сплоченье адских масс
(массы он готов возглавить);
дележе партийных касс
(ведь с деньгами легче править);
о коварстве подлецов
(управляющих-отцов)
из Кремля – кормушки сытой
(с кем пока ещё не квиты);
увлеченьях очень плотских...
В общем, он пиzdел, как Троцкий,
славя призрак коммунизма,
как идею онанизма,
как идею – мертвеца –
без итога и конца.
И от критики здоровой
(цвет – лепёшка от коровы)
изменился цвет лица
у ЦК и у Никиты.

«Проститутки будут биты! –
корсиканец прокричал.
- Я бы этого бандита
кислотою накачал!»

Гитлер в силу всех теорий
(«Меin каmpf» его смотрите),
Льву предложил крематорий,
будто райскую обитель.

Князь Иван их гроба встал,
князь Иван зелёным стал.
« У тебя от ледоруба с головою нелады?
Ты наехал очень грубо.
Выход – пеплом через трубы,
и не тискай ерунды.
Эй, шестёрки, уберите
с глаз моих тупую мразь:
с Казановой их сожгите,
и по ветру распылите,
разбросайте эту грязь!
Это Гитлер — паралитик,
или Ленин – сифилитик 
для себя стараются.
Знает ведь любой политик:
если вдруг уйти налево –
может сзади лопнуть плева –
жопа получается,
часто так случается.
Надо плюнуть на мандраж
и идти на абордаж;
разберём такой марьяж;
в нашем плане будет течь,
если фуем пренебречь;
я уверен, что колдуньям
надо все уступки дать;
пусть стараются бляdуньи,
и Луку по делу знать.
Нам не будет фея мамой –
что кота за фуй тянуть? –
ведь Фортуна – тоже дама,
даму нужно лишь еbнуть.
И она вся отзовётся,
повернётся хоть куда.
Здесь Фортуна не сорвётся,
и удача с ней всегда.
Аргумент наш очень ясен,
и весомый аргумент.
Пусть сейчас он не опасен,
но ведь это инструмент!
Инструмент с заглавной буквы.
Это бабам порох, взрыв
от которого трясутся,
а бывает – посмеются
и играют с ним, как в куклы,
всё на свете позабыв.
Нужно лишь его отладить,
как отбойный молоток,
но для этого не дяди,
а колдуньи нужны в срок.
И с голодного порога бабам
мощный фуй подай:
он им будет вместо бога.
а где бог, там всюду рай.
Всем в раю не хватит места –
драки, ревности, любовь.
Хитро выскочит из теста
колобок: война и кровь...
Дивиденды в этой каше
получить, как главарям.
На словах же – вашим, нашим:
рай построить еbарям.
Нужно только бросить клич,
пусть нелепый, но красивый:
«Ёbарь должен жить счастливо!»
это сделает Ильич.
А какой мужик не ёbарь? –
значит, масса вся за нас.
Эх, не выдай, Колька Гоголь,
наш секрет в последний час!»
Сел Иван, усы поправил,
молча стал голосовать:
каждый «За» рукой поставил, —
по-другому не сказать –
значит, надо исполнять.

Как у лампочки есть цоколь,
проходило так и встарь,
при ЦК Николка Гоголь
был бессменный секретарь.
Он в аду писал романы,
с документами ходил,
вспоминал эбёну маму,
и сатрапов в эйфорию,
как Господь свою Марию,
писаниною вводил.
Кое-кто сыновни чувства
проявляли, как могли,
от большой любви к искусству
в щелкопёры запрягли.
Получал от них бумагу,
перья, ручки, карандаш,
не шмонали бедолагу
и считали: Колька – наш.

Опасаясь в жопе кола,
не писали протокола:
обнялись и, тут же, клан
исполнять решился план.
Инструктаж Луке читают
и на подвиг отправляют.
Улететь из зоны в зону
помогла ему Яга:
ей плевать на все законы,
на заборы и препоны,
да на чёртовы рога.
***