"Ты все делаешь плохо!.."
Казалось потолки и стены квартиры впитали в себя эту фразу и эхом отзывались то в одном, то в другом её углу.
"Ты всё делаешь плохо... Ты все делаешь плохо. Ты все делаешь плохо! И что-то там об актерском мастерстве и излишествах танцев, каких-то там перед теми, кто "ноль", да хоть в чем или как-то. А эти кто-то, кто может "ноль", да хоть в чем, и решат как нам жить и жить ли вообще. Вот и танцую, и дам, что надо - то и дам. А что потеряю? Жизнь? Нет, я помню, то что ты, мама сказала,- это и есть жизнь. И я живу каждую минуту своей жизни, а не жду разрешения жить. А ожидание - тоже жизнь. Моя жизнь. И мне должно быть приятно. И ждать и жить. Твой постулат, между прочем, маман."
Димон шмыгнул носом, с трудом повернулся и понял, что он находится в ванной комнате.
"Слово-то "находиться" - ищется, ищется и находится. Вот только находить некому - все разбежались, сколько бы их не было, в этой квартире на двоих с маман, матушкой - это от бабки, аж церковью запахло. А маман - это от местного Шарля Пьеро, папы, значит, которому кроме квартиры ничего не нужно. А мы куда? А мне что делать? А игра - гаерская. Вот так. Мама аж испугалась, вот и плохо".
Димон ещё раз повернулся и невидяще уставился в ванное зеркало.
"Сила, крутизна, неожиданность, напор, и я выиграл - мы будем жить и папа не разберётся с нами ни сам, ни соседями. А они не прочь. Игра! И я в игру, как это, очертя голову... Ради нас, между прочем. А она - ты все делаешь плохо. И сидит дома, не сбежала, а все разбежались."
Мысленный рефрен колесил и колесил по впечатлению от междупрочного такого разговора с мамой о дне завтрашнем и его подготовке. Замечание такое, послесловие после встречи и ссоры с пятью командорами.
И все из-за неё, мамы, значит. Жить хочет, а командоры - в гроб. Жертвой от папы и от рода. И чтоб я жил. Это как? А я живу или жить буду? А она - птичка-пичужка маленькая, жить хочет. Живи, мама. Я вам дам!"
Димон помахал пальцем. Лицо его исказилось гримасой боли.
"А мне не много лет, и я не всё понимаю, так как они. А надо бы, если хочешь победить... Да хоть в чем."
Ванная комната казалась нескончаемо длинной. Зеркало притягивало к себе движением и отразившийся взглядом. "Как чужой!"
- Я все делаю плохо,- глаза округлились, палец тронул зеркало, -Ты,- и упёрся прямо в нос, - тоесть я, - Димон повернулся и ткнул себя пальцем в грудь, - делаю всё плохо. А почему, почему? Почему?!
Руки задрожали,застучали чечётку по поверхности стиральной машинки, заменяющей столик для ванных принадлежностей заодно с мойкой и находящейся под зеркалом полкой.
Димон смахнул принадлежности со стиральной машинки, аккуратно и расчётливо минуя шампунь и гель, в ванную и оторопело оглянулся.
- А это так, так, так... И даже очень так. Ты понимаешь? - он снял мочалку с крючка где-то здесь, в ванной и потерь ею свое отражение в зеркале, - Даже бунт и то плохо сработан. Аккуратно так бунтую, экономно. А эмоции-то под контролем. А вдруг это плохо - под контролем? А бунт при чем, если под контролем?
Димон медленно, задом отошел от зеркала к самой двери ванной комнаты, помахивая пальцем.
Глаза сузились и обрели непроницаемость.
- Мне... нужна... независимость... финансовая. Да, да и да... И никто не должен трясти меня за волосы, трогать нос и пинать подзатылтниками. Знаешь, не тот возраст. Родаки, я в бунт. От сейчас и до победы! Ах, ты, сладкое слово.
Димон медленно подошёл к зеркалу, взял с полки зубную щётку и провел ею по щеке сверху вниз. Аккуратно поставил щётку в стакан и сел на ванную.
- Ребро ванны не прогнулось, - потрогал рукой округлый бок ванны и ухмыльнулся, - Хоть здесь не плохо. А плохо то что? Ну что? Ну что! Ну что?
Голова была пуста. В зеркало смотрели опустошенные глаза. Обе руки сильно сжали мочалку. Димон резко повернулся и стремительно, как на сцене, вздрогнул в сторону двери.
- Гаерю... Ух ты... И это всё? А я так старался,.. - Димон аккуратно положил мочалку на стиральную машинку и легонько подвинул её всеми пальцами. Поднял руку и посмотрел на пальцы, то приближая, то удаляя их, - А я ведь могу убить. Я ведь всю жизнь любил тебя, мама.
Димон подпригнул, встал в танцевальную позу Цискаридзе с вытянутой вперёд рукой и вяло опущенными пальцами.
- Я и люблю тебя плохо? И пою плохо, и начитан плохо? ... Нет, это не то! Я банально плохо что-то делаю - шью, вяжу, вышиваю. Нет, не то! Я плохо работаю? Да, плохо! Зарплата маленькая, денег не хватает. Замуж не беру... Детей не рожаю,.. - лицо Димона исказил испуг понимания, - Ты, поняла... О, ты по-оня-яла, ты поня-я-яла, что я не такой как все, но вот,..- Димон ещё раз повернулся в ванной и уставился в зеркало, - Да, я для нее не всё, это точно.
Испуганные глаза заблестели.
- А что делать? Ну вот, что делать? Пусто.
Димон похлопал себя по голове и встал в ожидании. Естественно то, что в ванной ему никто не ответил. Рука скользнула по ванной и замерла.
- Буду думать завтра и смотреть, что ей надо. А вдруг замуж хочет? Или видит кого и сравнивает. Тогда я - в проиграше... Всегда так. Хорошо быть первым, когда нет конкурентов аж вообще.
В ванной зашевелилось удивление и затуманилось мягкий свет бликом понимания.
- А ты права. Я сам это знаю, и загоняю правду внутрь. А на поверхности - вот иди сюда и возьми меня,- голос Димона не шипел, и не шепелявил, и не ломался как у юноши. Димон кричал, потому что он сам себе это позволил, - Да при чем тут возьми? Я не то говорю. Не возьми... Хоть и возьми... Возьми тоже что-то.
Димону показалось, что он находиться где-то, но не дома; а вокруг одни глаза - испуганные и ожидающие.
- Я все делаю, как на выставку, а не для себя. Где зрители, где вы? Где телевидение? Кто смотрит, что и как я делаю? Никто! Это ты мне сказала, мама... А никто и не знает, что со мной, а только видят и слышат, и то редко. Никто, никто, никто,.. Никому я не нужен. А ты, всем нужна?..
Димон вздрогнул от стука в дверь и замер. Слава богу, кто-то появился и кто-то прервет его сеанс самобичевания; и надо хоть не нагадить, если уж не поблагодарить.
- Милый, - зазвенел мамин голос, и Димон расслабился, - по этому поводу и по поводу нужности и причастности у меня есть стихи. Не поленись, почитай на Стихире. Ладно? А то как-бы чего не вышло.
Голос матери звучал буднично,но чуть громче чем обычно.
Дверь ванной распахнулась. Вид Димона с всклокоченными волосами и сумасшедшими глазами внушал страх.
- Ты поняла, что сделала? Ты мне дала под дых. Ты мне руки, вот так, - Димон ребром ладоней постучал то по одной то по другой руке, - поотбивала. Да нет тебя!
- Дима... Дима... Дима... Да ты пойми - я не со зла. Я - чтоб ты подумал. А ты мне тут артиста включил.
Мимо туда-сюда, по траектории кухня-коридор прошелестел шелковый халат матери и рык Димона. Рука небрежно подвинула мать, донесла тело до двери, открыла замок и унесла Димона на лестничную площадку, захлопнув за собой входную дверь.
В квартире повисла тишина и смог тревоги.
- Вот это да! Вот это неожиданность, - женская фигурка картинно развела руки в, показавшейся вдруг огромной, кухне, - Вот так в доме поселяется страх и неуют. А я танцую танец испуганной матери. Пусть будет завтра или вчера, или в иные миры, времена, народы... А не сейчас..., - фигурка опустила руки и тяжело вздохнула, - Я сама актриса.
Мама Димона повернулась, прошла в коридор, и ладонью похлопала по двери ванной.
- До завтра дверь. Мне домой, тоесть в свою комнату, и спать. Если я буду жить, то это чудо. Это всё, всё, всё... Как хочется чтобы этого не было. Ну ладно... Жизнь,.. - ладошка тыльной стороной взмахнула слезы и потерла вдруг ослепшие глаза, - А завтра метель по прогнозу. И день морозный... И мне на работу... И жить хочу... И остро нуждаюсь в подарках. До завтра мое отражение а окне. До завтра и до прежних времён, что малореально, но всё ж. День принесет мне покой и общение. И это моя и только моя жизнь.
За захлопнувшейся дверью комнаты, в которой оказалось живёт своей жизнью телевизор, загремела тумбочка, которая поменяла своё место и прикрыла собой дверь.
2о18г.