Как-то раз проснулся я, абсолютно голый,
И не мог пошевелить ни рукой с ногою.
Вот лежу и хорошо, и вставать не хочется,
Тишина и благодать в городской покойницкой.
Я разлегся не один, а в культурном обществе,
Мужики и бабы здесь, никто не беспокоится.
Тут, как в бане, все равны, и уже не нервные,
Доктор скоро примет всех, торопиться некуда.
А вообще, разговорились, кто, зачем, откудова,
Кто и как, зачем расстался с жизненными буднями.
Кто-то плакал и ругался, обзывался сволочью,
Кто-то тихо улыбался, мертвецы-покойнички.
Хором все переживали, за судьбу загробную,
И к каким апостолам занимать бы очередь.
Эх, в аду нам хочется, чтоб жара не сильная,
Да, чтоб нам не замерзать в холода могильные.
Вот лежим, и думаем об Эдеме райском,
Старшие покойники зубоскалят сказки.
Размечтались, говорят, о тайнах мироздания,
Надо, мол, сперва свои предоставить данные.
Мол, не пустят нас наверх без документации,
Справок, выданных Землей о летализации.
Вот они и задержались из-за невозможности,
Числятся долги за ними, разные задолжности.
Вот лежу под простыней, абсолютно голый,
Снят с груди нательный крест, сдернуты коронки.
Поутихла рядышком покойницкая братия,
Не пускают в рай грехи, с нашей бюрократией.