Она ускользнет без единого звука
И только улыбку, рожденную в муках,
Оставит на память, на долгие годы.
Когда упадешь, задохнувшись свободой,
Увидишь как утро сжигает деревья,
Как рушится мир за закрытою дверью.
Ты вспомнишь о ней угловатой и тонкой,
Курящей старухе со взглядом ребенка.
Мы дети и только, мы глупые дети.
Нас не приручали, за нас не в ответе.
Ни Розы, ни Лиса, - лишь кошки да клевер.
И некому к снежной пойти королеве.
Мы сами себе адвокаты и судьи.
И словом, как самым смертельным орудьем
Нечаянно раним себя и любимых.
Собой недовольны, собой же гонимы.
Не гладь её руки, не гладь её плечи,
Пока не уверен, что нежностью лечат.
Вас двое и это, наверное, счастье.
И всё ж не спешите, сплетая запястья,
Поверить покою, он старый обманщик.
Безжалостно лжет: не бывает как раньше!
Не может, не хочет увериться в этом
Остывшее сердце певца и поэта.
Пусть кто-то из нас не напишет романа,
Пусть кто-то погибнет от шуточной раны.
Но все в одиночку, без вздоха и крика.
Вас двое и это поистине дико.
Пусть в разных вселенных, но общая тайна,
Окружит мечтаю тоскливой и чайной.
Я слова о старом: как жили далЕко
Два серых, ненужных другим человека.
Слова не ложатся, поетые молью
Не выльются в песню, не справятся с болью.
Она... Как сказать, чтобы было понятно,
Как с ней и спокойно тебе и приятно?
Как было не будет, но в россыпи станций
Заметит тебя и начнет улыбаться.
Увидишь под утро неловкий и зыбкий
Счастливый конец в этой жалкой улыбке.