Листья палые жгут на Ваганкове.
И под небом таким молодым
пахнет свежепротопленной банькою
за кресты зацепившийся дым.
Только нас наша память сиротская
меж могил поведёт, как беда,
от Есенина
и до Высоцкого –
а затем неизвестно куда…
Но пока что за свежей оградою
говорит всё о нём и о нём
рыжий лётчик с небесною влагою –
инвентарным казённым ведром.
Пусть букет его странный повылинял,
за бравадой скрывая тоску,
магаданская авиалиния
шлёт последний поклон земляку.
Плечи в плечи уперли по-братски и,
чтоб повыше,
встают на носки
и владимирские,
и вятские,
и все прочие земляки.
За нелепой оградою временной
под цветами плиты не видать.
Отзвеневшей струною серебряной
не спешите его называть.
Сквозь затёртую ленту кассетную
он уйдёт без остатка в народ –
хрипотцою царапнет посмертною,
как по сердцу ножом поскребёт.
Над Ваганьковым солнце по-летнему –
эх, успеть надышаться бы всласть!..
На гитаре с муаровой лентою
гроздь рябиновая запеклась.
сентябрь 1980-го