Танец смерти

Ольга Лещинска
1

«Однажды стану я братоубийцей», –
Сказал себе мальчишка как-то раз
И подошёл к иконе помолиться,
Скрывая выраженье тёмных глаз.
Он позабыл, конечно, это слово,
И снова с младшим братиком играл,
И ничего желать не мог другого,
О лучшей доле даже не мечтал.
Он свыкся с болью, что его привычкой
Была ещё с младенческой поры.
Он счастье заключал всегда в кавычки,
Рисуя иллюзорные миры.
Он подмечал все мелочи, детали,
От глаз его укрыться не могло,
Что мать, да и отец предпочитали
Братишку младшего, – с ним так светло,
С ним так уютно, весело и мирно,
Он, может, даже ангелом растёт,
Не любит и на праздник жирной пищи,
А старший сын – обжора и урод,
К тому ж философ. Разве можно в детстве
В душе копаться, в тайнах бытия,
Мечтать не о забавах, а о средстве
Открыть в себе когда-нибудь «сверх-Я»?
А он мечтал. Он мрачный был мечтатель,
Как будто не ребёнок, а старик.
Он знал, что каждый третий – обыватель,
Из комнаты создавший материк
И не стремящийся к простору духа,
К открытиям и к вечной красоте,
По сотни раз включающий порнуху,
Всё бормоча: «Девчонки уж не те!»
А наш герой (его Борисом звали)
Хотел бы целый мир перевернуть,
Пусть даже был бы змеем он ужален,
Пусть был бы он убит – не в этом суть!
Он так хотел, чтоб люди устремились
Навстречу лучшей жизни, но, увы,
Его мечты, как водится, разбились
Об стену непонятливой любви.
Родители его не понимали,
К врачу водили, как на эшафот,
И бессловесно взглядами шептали:
«У нас растёт не мальчик, а урод!»
А вслух они порой ему твердили:
«Взгляни на Мишу!» (Миша – младший брат).
Они мальчонку так боготворили,
Что даже Миша был уже не рад.
Он скромным был и прятался от лести
И не хотел излишества похвал,
А Боря с младших лет проникся местью,
О ней в недетских книжках он читал,
Но никогда не думал, что исполнит
Свой замысел, не зная до поры,
Что через много лет однажды в полночь
Откроет он опасные миры.
«Однажды стану я братоубийцей», –
Да разве говорил он так всерьёз?
Конечно, да. Всерьёз. Пора молиться,
Пока по коже бегает мороз.

2

Он стал братоубийцей ровно в полночь,
Он Мишу тёмной ночью придушил,
И кто-то громко крикнул: «Борька, сволочь!
Зачем ты брата младшего сгубил?»
Чей этот голос был? Вполне возможно,
«Сверх-Я». Но слишком поздно рассуждать.
Борис взял тело брата осторожно,
Пошёл с ним в тёмный лес, чтоб закопать.
И наступать на ветки было страшно,
Их хруст казался музыкой из тьмы,
А каждый дуб – высокой мрачной башней,
Где души грешников погребены.
Казалось, сатана сейчас возникнет,
Чтоб увести подальше от небес
(Братоубийцу запросто отыщет
Всегда любой в аду живущий бес).
Превозмогая страхи и тревоги,
Борис поглубже брата закопал,
Шепнув: «Поспи, медведь, в берлоге!
Прости, что я бессонницу украл».
И побежал из леса он галопом
Домой. Никто не видел ничего.
Уехать бы куда-то автостопом
И вновь поверить в рай и волшебство!
Какой там рай? Какие тебе сказки?
Ты навсегда забудь о них, Борис!
Но если хватит сил, примерь-ка маску
Спокойствия и болью насладись!

3

Борису повезло. Никто не видел
Всего, что пару месяцев назад
Свершилось, но себя он ненавидел
И чувствовал в душе кромешный ад.
«А может, только тьму искал я прежде?
А может, эта тьма и есть «сверх-Я…»
Братоубийца был здоровым реже,
Сгорая в буйстве страха и огня.
Родителей давно уж нет на свете,
Но чувствовал Борис их острый взгляд,
И он порою сам не мог поверить,
Что сделал с бедным Мишей год назад.
А Мишу уже больше не искали,
Надежду потеряв его найти.
Борис однажды вымазался калом,
Чтобы покой хоть малый обрести,
Но тщетно. Охватила лихорадка,
Он отмывался долго – пять часов –
И ощутил, как всё-таки несладко
Быть Каином, пролив родную кровь.
Что делать? Как жить дальше? Он не ведал.
Он ничего уже не понимал,
Поняв лишь то, что в мире есть и беды,
И бытия смысл больше не искал.
Всё потеряло смысл. Сгорал живьём он,
И даже слёзы не лились из глаз,
И ночь была всегда такой бессонной,
Но утро наступало каждый раз.
О, если бы покончить с этой пыткой!
Пусть попадёт он в ад – и что с того?
Он знает ад вполне. Его ошибкой
Была лишь вера в рай и волшебство.
Рай для таких не создан. Рай – для светлых,
Для ангелов, каким был Михаил.
Пожалуй, на верёвке сделать петлю –
Вот выход, на который хватит сил.

4

Но только он подумал так – все люстры
Погасли разом. Наступила ночь,
А вместе с ней – жестокое безумство
И тот, кого в аду не гонят прочь.
Он был в перчатках чёрных и во фраке,
Не видно было черт его лица,
Оно скрывалось полностью во мраке,
И холод всюду, как от мертвеца,
Шёл от незваного пришельца,
Который произнёс такую речь:
«Борис, твоё насквозь я вижу сердце.
Твоя игра почти не стоит свеч.
Тебе я облегченье предлагаю,
Но это облегченье – на три дня.
Ты можешь не мечтать уже о рае,
Ведь на тебе смертельная вина.
Обычно меня люди призывают,
И я всегда являюсь на их зов.
К тебе я сам пришёл, ведь понимаю –
Тебя сжигает пролитая кровь.
Продай мне душу, чтобы насладиться
Спокойствием трёх дней и трёх ночей.
Ты можешь пить, плясать и веселиться,
Не думая об участи своей.
Позволишь ты себе любую шалость,
Полезен перед гибелью разгул».
Борис кивнул, на сделку соглашаясь,
И дьявол ему руку полоснул
Ножом, слизнул три капли свежей крови,
Коварно улыбнулся и шепнул
На ушко сладким голосом: «Готово!» –
И в щель под дверью змейкой ускользнул.

5

Борис проснулся утром с лёгким сердцем,
Хотя рука болела от ножа.
От шрама никуда ему не деться,
Но не болела всё-таки душа.
Весь день бродил по городу он, даже
Не потянуло в клуб его и в бар.
Снег падал сотней скомканных бумажек,
Закат был грандиозным, как пожар.
Глаза Бориса встретились случайно
С глазами оборванца у моста.
Он был такой нелепый и печальный,
В зрачках всё тлела вечная мечта
О сытной пище, тёпленькой одежде,
Но бомж не может жить как человек,
И он терял по капле всю надежду,
Лишь коротая свой печальный век.
«Дай пять рублей, сынок! Бог не осудит,
Что ты чуть-чуть поможешь старику!» –
И бомж смотрел на Борю как на чудо,
И Боря вдруг ответил: «Помогу!
Но неужели пять рублей способны
Озолотить кого-то на земле?»
«Поверь мне, в этом мире всё возможно,
Хоть мир, как ад, погряз в бескрайнем зле».
Из кошелька достал Борис монету,
Дал старику, и тот её сжевал,
Как маленькую тёплую котлету,
А после трапезы затанцевал.
«Спасибо! Да хранит тебя от горя
Бог, сердобольных любящий людей!»
И горько про себя смеялся Боря:
«Как ты наивен, нищий! Я – злодей!»

6

Второй пошёл день радостной свободы.
Опять гулял Борис и размышлял,
Смотрел на всех прохожих и на город
И проститутку в парке повстречал.
«Пойдём со мной, красавчик! Что смутился?»
«Какой красавчик я? Смеёшься, что ль?
Я толстый, да к тому ж братоубийца.
Я не мужчина, я – сплошная боль».
«Братоубийца, говоришь? Ну что же,
Тебе я скидку сделаю, мой друг.
Дай пять рублей мне, я ведь не дороже.
Я паутиной стану. Ты – паук».
«Зачем ты зарабатываешь телом?
Неужто не умеешь ничего?»
«Умею всё я, но такое дело
Я обожаю – только и всего».
«Ну что ж, раз любишь ты утехи плоти,
С тобой я с удовольствием пойду.
Мне хочется попробовать наркотик,
Ведь я уже попробовал беду».
Дал пять рублей Борис ей, удалились
В неубранную комнату они,
Всю ночь смеялись, пели, веселились,
Сгорая, как бенгальские огни.

7

А в третий день Борис остался дома
И долго спал, уставший от вина
И грешных ласк. Он впал как будто в кому
И счастлив был в чудесных добрых снах.
Он снова оказался в детстве раннем,
Но не хотел и думать о «сверх-Я».
Он клал орехи грецкие в карманы,
И Миша рядом был. Они – друзья.
Они горою вечно друг за друга,
Они не разлучатся никогда,
И их любовь убить не смогут вьюги,
Жестокие и злые холода.
Они купаются в прохладной речке,
Отец ловить их учит карасей,
А мать зовёт домой: «Мои сердечки!
Обед готов! Бегите! Кто быстрей?»
Борис проснулся грустный и смущённый,
Исчез из головы вчерашний хмель.
Он на часы взглянул и с тихим стоном
Хотел обратно спрятаться в постель.
Но кто-то поманил его рукою,
И он ступал покорно в темноту.
Он оказался перед молодою
Девицей, воплощавшей красоту.

8

Она была в одеждах белоснежных,
Бориса пригласила танцевать.
Она была с ним ласковой и нежной,
Не мог об этом прежде он мечтать.
Она его всё крепче обнимала,
И льнул он к ней, как кошечка к рукам,
А девушка клыки в него впускала,
Рыча: «Теперь лишь мой ты! Не отдам!»
Она одежды скинула, под ними
Была рубашка чёрная и меч,
И Боря угадал простое имя
Той, что кружилась быстро, словно смерч.
Что было дальше – вы уж догадались.
Да, кости под землёй погребены,
Но страшная история осталась
О Каине, живущем в наши дни.

___________